— Тем не менее!
— Все так плохо?
Александров понял, что придется объяснить:
— Мне кажется, не только жена, а любой человек, узнав на чем все основано, будет чувствовать себя обманутым. Ведь, по первым впечатлениям, люди составили уже некоторое представление о мире — а предстоящий разговор его обесценит напрочь. Вместе со всеми ожиданиями, надеждами, прикидками, замыслами на будущее.
— Понятно, почему вы не спешите… Да, вы хорошо выбрали жену. Другая бы уже истерику закатила.
Виктор поежился, сменил тему:
— Почему ваш образ — “черный человек”?
Начальник широко улыбнулся:
— Халф-лайф… Любимая игра детства.
Программист вздохнул еще раз:
— Вам известно, что кроме прошедших Портал, здесь имеются случайно попавшие люди?
Черный человек снял очки, принялся протирать их носовым платочком:
— Кто? Где?
— Мой старый знакомый, здесь его зовут Енот… Паспортное имя — Павел Быстров.
— Ничего себе новости… Он уже заявил иск?
Виктор повертел головой:
— Вы не представляете себе ситуацию.
— Поясните, — гость подобрался, нахмурился; очки сунул в карман.
— Он не знает ничего ни о механизме Портала, ни о способе переноса.
Начальник нацепил очки на место. Призадумался.
— Да… Это новость. Разберемся… Коль светская беседа увяла, — начальник раскрыл прикованный цепочкой дипломат, вытащил пачку кристаллов памяти:
— Займемся делом. Вот здесь… Или здесь… Короче, на одном кристалле текущее состояние северной базы. На другом — положение ледника. На третьем — энергетики, от них больше всего заявок, им, как вы понимаете, необходимы манипуляторы для дистанционного управления реактором, чтобы, наконец, тоже эвакуироваться… Четвертый кристалл — это запасы на сегодня…
— Сегодня вроде бы все целы… Хорошо! — Енот довольно вытянул ноги, откинулся на спинку кожаного диванчика. — Кстати, а где все?
Генерал Надежда Ривер зажгла очередную сигарету, легонько постучала по столу пальцами живой руки:
— Готовятся. Разве ты не видел на поляне?
— Ну да, таскают какие-то рюкзаки. Я пробовал помогать, но Акаме передала, чтобы зашел сюда.
— Акаме также сказала… Ты так и не спросил, чем кончилась твоя попытка сосватать мне Лаббока.
— Во-первых, — зажмурился землянин, — ты в мои личные дела перестала лезть, я в твои не лезу. Во-вторых…
Енот запустил руку в стоявший при правой ноге мешок, долго там что-то искал. Надежда с интересом наблюдала за сменами выражений лица. Наконец, собеседник вытащил небольшой сочный лимон, пахнущий на весь холл. Протер салфеткой, протянул генералу:
— На вот, съешь.
— Неохота возиться с заваркой, мы уже кухню запаковали.
— Нет, прямо так.
— Он же кислый!
— Именно. Чтобы морда такая довольная не была.
— Ну ты и… Енот!!! Я-то серьезно… — беловолосая затолкала окурок в пепельницу. — Ладно, раз у тебя хорошее настроение, ты мне поможешь.
— Если в силах.
— Не прибедняйся. Штатное расписание дивизии наизусть шпаришь, видно же, что не придумываешь на ходу. Если ты так хорошо разбираешься в армии твоего мира — помоги нам с планированием. А то над нашей неудачной засадой на Тракте уже бобры в лесу ржут. Не говоря уж — Челси жалко…
— Да не профи я!!! — землянин подскочил над сиденьем. — Всего лишь солдат-срочник! У нас просто такая страна… — гость ожесточенно поскреб голову:
— Восемьсот лет назад — с юга татары, с запада тевтоны, с севера литва, с востока Москва, Рязань и Тверь; спустя четыреста лет Алексей Тишайший воюет с Варшавой — а пальцы между бревнами срубов закладывают снова нашим… Потом русские идут на Ригу, а шведы на Полтаву — и опять через нас. Потом Наполеон выгребает зерно, потом Кутузов остатки, потом лучший полководец того времени топит в крови восстание, потом Людендорф травит Осовец газами, потом по нам идет линия Керзона, делит пополам говорящих на одном языке, потом Гудериан идет на Москву, потом — уже вместе с Рокоссовским — наш ответный визит на Берлин…
Енот помотал головой. Продолжил чуть спокойней:
— У вас тут просто нет понятий таких, чтобы я объяснил. Вы в таких объемах никогда не воевали — и радуйтесь! А у нас все этим пропитано, детишки рисуют боевые машины, играют в прорыв блокады, в снайперские засады… Полно книжек… “И снятся пожары тем, кто ослеп. И сытому снится блокадный хлеб”, - землянин сжал кулаки. — “Она такой вдавила след и стольких наземь положила… Что двадцать лет и тридцать лет живым не верится, что живы!”