—Это если свадьба, Вик.
—В любом случае я голая, если ты вдруг не заметил, — съерничав, поворачиваюсь к нему в надежде, что тот хотя бы глаза опустил. Но фигушки там. Так и стоит, пуская слюну.
—Заметил. Прости, я...
Знал бы ты, как мне все равно, что ты, но вместо этого я печально улыбаюсь и иду за ширму возле шкафа.
—Что-то срочное? — скидывая с себя полотенце, сразу шустро напяливаю легкий халат до колена. Надо бы и белье, но это снова придется быть в поле зрения почти мужа. Нет уж, спасибо.
В то время Сережа подходит к ширме практически впритык и хрипловатым голосом говорит мне:
—Ты кольцо оставила у меня, приехал отдать.
—Да, вылетело из головы. Извини, — плотно закутавшись в халат, я выхожу и сразу же натыкаюсь на мужчину, который теперь стоит совсем не там, где я изначально себе обрисовала.
Сильные руки прижимают меня к стальному телу, и я упираюсь носом в белую рубашку-поло. По коже гуляет отвращение, но, сцепив зубы, запрещаю себе отталкивать Сережу. Он же имеет право? Так?
Имеет. Только я не имею никаких прав.
—Я соскучился, — он наклоняется ко мне и оставляет смазанный поцелуй на щеке, пока я так и стою изваянием напротив человека, в принципе не обезображенного, вполне себе симпатичного. Уверена, многие на моем месте уже бы выжимали трусики, но не я.
Не я.
—Сереж, мне готовиться надо, — опустив взгляд, я шепчу еле слышно, не смея по-настоящему дать отпор, но при этом не раскрывая объятий. Ощущаю, что наши лица в сантиметре друг от друга, от этого становится даже больно, будто бы я изменю спецназу с этим человеком.
Но ты изменила своему навязанному жениху со спецназом. Острая боль оседает в сердце битым стеклом. Мне кажется, я тону в этой безысходности.
—Хорошо, готовься, конечно, — вижу, как его руки то тянутся ко мне, то опускаются. Первой шаг назад совершаю я, после чего поднимаю взгляд на него.
А вот Сережа теперь смотрит не на меня, а будто бы сквозь. По лицу проходит судорога нечитаемой эмоции, а в глазах тухнет огонь. Кадык виражирует вверх и вниз, а потом звучит вопрос, следом даже рука поднимается и цепляет шею, чтобы повернуть влево и вправо.
—Что это? — вопрос языками пламени обволакивает меня целиком. Я вскидываю воинственный взгляд на мужчину и едко спрашиваю:
—Ты не понимаешь, да?
Не может не понимать, не может не осознавать, что это не просто синяки на коже, что это укусы и засосы, оставленные другим, тем, кому я дала разрешение, с кем проводила время по своему желанию. Острое осознание реальности как никогда меня добивает сейчас. В теле нет страха, есть только предчувствие надвигающегося шторма. Не взлетим, так поплаваем, да?
Он шумно выдыхает, сильнее сжимая подбородок, притягивая к себе ближе. Становится больно, потому что пальцы не щадят нежную кожу.
Я вижу, как ему хреново, читаю это по раздувающимся крыльям носа, по алеющему от злости лицу, по вибрирующим мышцам и стальному захвату, который сейчас смещается мне на шею, толкая к стене. Хоп. И я плотно прижата к ней, а впереди массивная злющая фигура моего жениха. Пульсация в груди становится болезненной, а перед глазами пелена, лишь бы не окунаться в водоворот ненависти, что меня сейчас потопит. сейчас потопит.
—Ты моя, ты все равно моя, бл*ть! Моя, — кричит, впиваясь в мои губы кусающими поцелуями, таранящими и приносящими только боль и незаживающие раны.
Сережа от боли и злости воспламеняется быстро, хватая меня за руки, а затем отталкиваясь от губ, рычит, упираясь лбом в стенку.
—Ты все равно будешь моей женой, Вика. Я люблю тебя. Я принимаю тебя всегда.
Ощущение, что губы мне вспороли острым ножом. Внутри давно такая же каша из вязкой крови от мокрых ран, от паяльника.
—Я просто ударилась, Сереж, — мертвым голосом шепчу словно в насмешку, но ему этого будет достаточно. Он готов на все на свете, верит любым словам. Скажи я ему сейчас, что люблю, мужчина бы забрал меня сразу домой и сделал своей по-настоящему. Без помолвок, свадьбы и прочего.
И пусть этот весь концерт был чисто его инициативой, потому что он меня «уважает», но такое признание сорвало бы стоп-кран.
—Ударилась, — повторил он, скалясь, играя желваками. Руки плотно обвивали мое никак не реагирующее на все происходящее тело. —Я внизу подожду.
Он пару раз машет головой, как будто стараясь отогнать наваждение или навязчивые мысли, ожесточенно захватывающие мозг. И только одарив меня долгим взглядом, гуляющим по лицу, шее, груди и талии, следом по ногам, Сергей позволяет себе развернуться и уйти. Задерживаясь у двери в последний момент, он достаёт из кармана бархатную коробочку и кладет ее на тумбочку в раскрытом виде.
Там то самое кольцо, камень на котором видно и с Юпитера. Надеюсь, мой палец не переломится.
У меня получается дышать только тогда, когда дверь с грохотом закрывается. Теперь одна.
Оседаю по стенке на пол, притягивая ноги к груди. Качаюсь в такой позе, стараясь успокоиться, но меня рвет на части изнутри. Слез нет, но качели шатают из стороны в сторону, вызывая удушающую тошноту, не отпускающую ни на минуту.
Собираюсь как-то неожиданно быстро. Просто встаю и иду выуживать из чехла платье на сегодняшнее мероприятие. Надеваю его и сажусь перед огромным зеркалом-будуаром. Куклой сижу и рассматриваю свое лицо, не тронутое макияжем. Наверное, я бы так и пошла. Максимум высушить волосы, хотя…они за час высохнут сами, так что можно было бы не напрягаться, а посмотреть киношку в ожидании своей гильотины.
Но мама, явно прочитав между строк ситуацию, высылает стилистов и визажистов в мою комнату. Теперь я сижу и слежу за тем, как кисточки порхают на моем лице, превращая меня в дивную копию Вики, а не в блеклое подобие недотрупа.
Волосы мне крутят в мягкие локоны и легка приподнимают на макушке для создания большего объема. Мне такого рода прически идут, так что ничего нового сейчас не происходит.
—Соберите их, пожалуйста. Жара ведь адская, — прошу, когда почти все готово. Мне даже нравится мой внешний вид, но все, как и положено, всегда портят глаза, в которых нет жизни.
Мастерицы молча выполняют мою просьбу и удаляются. Теперь я снова остаюсь одна и бросаю печальный взгляд на кольцо. Мучительно медленно надеваю его на безымянный палец и сразу замечаю, как сложно дается сделать вздох.
Золотые оковы, инкрустированные бриллиантом, негативно влияют на дыхательные функции организма.
Настолько погруженная в себя, я не сразу замечаю, что в комнате больше не одна.
—Вик. Ты такая красивая, — шепчет Сергей, обхватывая мою руку, где сейчас как влитое сидит его щедрый подарок.
Он только прижимается губами к прическе, сразу смекая, что сильнее трогать нельзя — испортит. Я этому рада и возвращаю ему натянутую улыбку, в которой максимум притворности.
—Спасибо.
—Все уже собрались, нас ждут, — звучит от него приговором, и мы идем вниз. Он уверенно, то и дело осматривая мои ноги, что виднеются из высоких разрезов с двух сторон для удобства ходьбы. Я абсолютно растеряно, цепляя носком туфель все неровности, а еще и собственные ноги время от времени.
Платье давит в тисках, жара моментально делает тело влажным. Надеюсь, макияж не поплывет вместе с моей жизнью в сток. Хотя даже если и поплывет, кого это будет волновать? Разве что мою мать, ведь тогда фото выйдут не идеальными, а Сергей расстроится.
Наша свадьба меньше, чем через месяц, но именно сегодня все узнают, кому же так повезло стать женой того самого Решетникова Сергея Петровича.
Я заставляю себе улыбаться, правда, даже когда кажется, что еще секунда, и я расплачусь на глазах у нескольких десятков людей. Среди общего потока очень малознакомых лиц, я друзей не пригласила, зато мамка пригласила старых товарищей отца, которые чудным образом еще и друзья Сергея. Вот ведь публичная казнь, а не праздник.
Гости дарят нам овации, пускают хлопушки с конфетти, пока мы с Сергеем спускаемся по лестнице. Это могло бы смотреться красиво, если бы не было фикцией.