Закурили только Альберт и — ко всеобщему удивлению — Астра. Она посмотрела на незнакомку холодно, почти враждебно. Впервые в жизни в ней пробудилось подобие ревности, до конца неосознанный страх. Астра волновалась отнюдь не за Вариса, а за Альберта, который не сводил с Ингриды глаз. Девушка это заметила, но не подавала виду.
— Когда мы днем ехали на его машине, — рассказывала Ингрида, — я чуть не стала калекой. Он, наверно, еще не в курсе, где педаль тормоза, и чешет на всю железку… Нет ничего глупей — удовольствия никакого, а алименты платить потом всю жизнь. Тогда уж лучше, если знаешь, за что, хотя бы под старость будет приятно вспомнить, верно?.. — и она вызывающе посмотрела на Альберта.
Девушка Эдгару не понравилась.
— Ты из какого дома отдыха? — спросил он, чтобы переменить тему.
— Я разве похожа на тех, кому раз в год бывает нужна «кустотерапия» и кефир перед сном? — сейчас тон у Ингриды был вполне серьезный. — Терпеть не могу романтику по профсоюзной путевке.
— Все-таки ты, может быть, соблаговолишь поведать, как нам величать основателя теории свободной романтики. — У Эдгара была страсть говорить сложно о самом простом.
— Ингридой. Можете звать Ингой, если хотите короче, даже Идой.
Людей на пляже не убыло; купающихся сменили любители неторопливого гуляния на берегу, свято верившие, что таким образом они могут сбросить килограмм-другой лишнего жира. Кое-где в павильонах вспыхнул холодный и неприятный «дневной свет».
— Теперь или никогда! — убедившись, что остальные идут за ним, Вилис скинул тренировочный костюм и пустился бегом с дюны.
— Ты пойдешь? — спросил Альберт.
— Я без купальника. Пойдем попозже, — ответила Ингрида.
— Я барахлишко покараулю! — крикнул Альберт друзьям, которые уже вошли в воду, затем обратился к девушке: — Ты что — всегда такая откровенная?
— Стараюсь. И знаешь, мои друзья постепенно привыкают.
— Я тоже хочу стать твоим другом, — простодушно признался Альберт.
— Вот видишь, вовсе не так уж трудно обойтись без петляния.
Ингрида встала и потянулась. Альберт тоже вскочил и несмело положил руку на талию девушки. Она резко повернулась и очутилась в объятиях юноши.
— Только давай с уговором: в тот день, когда ты мне надоешь, я тебе скажу об этом в глаза, и мы расстанемся без лишних слов, хорошо?.. Пошли! — она взяла Альберта под руку и грустно усмехнулась: — Эти вещи можешь смело оставить без надзора, поверь мне…
На берегу Альберта остановил выходивший из воды Варис.
— Позвонить твоей маме, что ты задержишься?
— Будь другом! Скажи, что на реке полный штиль, — после чего пояснил Ингриде: — Моя мамаша волнуется только в шторм…
— У тебя и яхта есть? — Ингрида задумчиво прикусила губу. — Может, тебе все-таки не стоит меня провожать… Видишь ли, у тебя столько всего, что можно потерять…
— Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей! — с наигранной бесшабашностью воскликнул Альберт.
В действительности же он чувствовал себя препогано, хотя ни за что на свете не признался бы, что сейчас с удовольствием вернулся бы к ребятам. Альберту частенько доводилось провожать домой девушек, но на этот раз — он был не настолько наивен, чтобы не понять это, — навряд ли их прогулка завершится традиционным ни к чему не обязывающим поцелуем у калитки. И он сам не знал, желает ли этого по-настоящему.
Но Ингрида опять шла впереди и оставалось лишь следовать за ней.
Совсем стемнело, когда они подошли к длинному забору из штакетника, освещенному редкими фонарями. За ним темнел фруктовый сад. В глубине угадывались контуры большого дома.
Ингрида остановилась. Альберт опытной хваткой бывалого сердцееда привлек к себе девушку и хотел поцеловать в губы. Ингрида кокетливо откинула голову вбок.
— Легче на поворотах!..
Раздвинув две незакрепленные снизу планки, Ингрида пролезла в сад и подала знак Альберту. Они прошли несколько шагов, и Альберт споткнулся о корень. Хотел было посветить спичкой, но Ингрида схватила его за руку.
— Не надо.
— Романтика? — Ему хотелось быть насмешливым, но произнесенное шепотом слово прозвучало скорей робко.
Вблизи дом показался еще больше. Где-то играло радио. Музыкальное вступление к спортивной передаче из Москвы, — стало быть, одиннадцать часов. Когда из-за забора донесся свист и подбадривающие вопли тысяч зрителей, Альберт вздрогнул. Но сразу опомнился и улыбнулся — неужели ему тоже нужна моральная поддержка на финишной прямой?