Об ограблении колхозной кассы докладывал представитель сельского райотдела милиции. Это был толстенький добродушный на вид майор, которого до сих пор знали только как скрипача, активного участника всех концертов милицейской самодеятельности. По всему чувствовалось, что он от души наслаждается редкой возможностью выговориться перед компетентной аудиторией. Во вступительной части своего сообщения он пространно описал достижения и методы борьбы с преступностью в районе, приводя для сравнения довоенные показатели, а также данные по соседним и отдаленным районам республики.
Пепельницы постепенно наполнялись окурками. Через полчаса подполковник Кашис понял, что его оптимистические прогнозы грозят не сбыться. Взглянул на часы — чтобы не опоздать к вентспилсскому поезду, через сорок минут необходимо выехать. Но майор только еще разговорился.
— В доме культуры вчера состоялась гастроль театра. Потому колхозный кассир прекратила выдачу денег. Чтобы самой и девушкам успеть переодеться. Таким образом, в сейфе остались эти злополучные двадцать четыре тысячи, которые похитили еще не известные нам преступники… Это была чудесная ночь! Сияли звезды, в листве деревьев шелестел ветерок… Серебристое озеро за конторой колхоза так и манило если не искупаться, то хотя бы им полюбоваться. Но истинные ценители прекрасного находились на спектакле, а пьяниц и забулдыг палкой не загонишь смотреть на красоты природы. Стечение обстоятельств таково, что мы до сих пор не нашли ни одного свидетеля, который видел бы на территории колхоза подозрительных лиц. Ничего путного не смог рассказать и старик — сторож конторы, которого воры оглушили ударом палки и очнулся он только в больнице…
Кашис чувствовал себя окончательно разбитым. Он посмотрел на часы на стене, уже в который раз сверил со своими. Напрасные надежды — время неумолимо шло вперед, а майор все еще говорил.
Чтобы как-то скрыть нервозность и отвлечься, подполковник принялся рисовать в своем блокноте чертиков, разных человечков, в которых при желании можно было узнать кое-кого из членов его семьи. Затем Кашис нарисовал свой дом на Взморье, на улице Коку.
С тем же успехом это мог быть и дом любого из соседей, потому что издали все эти утопавшие в зелени дачи на тихой юрмалской улочке выглядели одинаково. За исключением двухэтажного дома Курсисов, все они были выстроены в первые послевоенные годы, когда недостаток стройматериалов сильно ограничивал фантазию. Поэтому индивидуальность их владельцев находила наиболее яркое выражение в планировке сада.
За калиткой, на которой прибита дощечка с надписью «Р. и Э. Кашис», лежал небольшой, но любовно ухоженный участок — цветочные клумбы и площадка со столом для настольного тенниса и сеткой для игры в бадминтон. Собачья конура с цепью была пуста. Ее обитатель, крупная черная овчарка Чомбе, чей добродушный нрав был хорошо известен окрестной ребятне, бегал вдоль забора и не сводил глаз с мальчишек, игравших посреди улицы в «пуговицы».
Подымая тучи пыли, мимо проехало грузовое такси и остановилось у соседнего дома. Там шофера уже поджидала хозяйка — толстая старуха, которая тут же начала с поразительной ловкостью подавать сложенные штабелем ящики с яблоками и сливами. Этот двухэтажный дом за высоким глухим забором, выстроенный в манере популярной у богачей двадцатых годов, — с башенками, балкончиками и несколькими верандами, когда-то принадлежал торговцу рыбой Курсису, но после смерти хозяина пришел в запустение и почти необитаем. Вдова торговца при всей своей легендарной страсти к стяжательству не сдавала комнат дачникам. Свой отказ она мотивировала всякий раз по-новому — одним говорила, что не выносит шума, другим доказывала, что стоимость украденных дачниками плодов и ягод превосходит сумму арендной платы за комнату, третьим отказывала из страха перед клопами, которых могут занести постояльцы. Но у соседей было свое объяснение — поговаривали, что у старухи припрятаны драгоценности и она боится ограбления. Сама вдова не старалась опровергать подобные слухи. Ей даже льстило прозвище — «бриллиантовая старуха». Пусть люди знают, как покойный супруг обожал свою половину.
С улицы было видно лишь одно окно первого этажа, издали напоминавшее витрину выставки кактусов. Растения были чрезвычайно крупные, усеянные шипами.