IV
Гостиная в доме Кашисов производила впечатление недостроенной. Так оно и было: четыре года назад Кашис приостановил строительство — не достать было хорошей масляной краски и цемента. А потом Расме удалось убедить родителей, что некрашеный пол и голые кирпичные стены отвечают требованиям стиля «модерн». И сбережения пошли на покупку мебели, оконных штор и гардин.
Посреди комнаты стоял еще не отдышавшийся с дороги глава семьи и возмущенно оправдывался:
— А я вам еще раз говорю: она не приехала! Обыскал весь вокзал, заходил даже в комнату матери и ребенка. Маловероятно, чтобы она пряталась от меня в туалете.
— Но телеграмма ведь стоит денег, — возразила Регина Кашис. — Посмотри-ка, Варис, расписание, во сколько приходит электричка?
— Ну, знаешь ли, — взорвался Кашис… — Эти несколько минут она могла бы спокойно подождать. У нее ведь багаж. И еще этот паршивый визгун — как его там, Шарик, да?
— Нет, Шарик был до него, — уточнил Варис. — Этого нарекли Цезарем.
— И такой аристократ, что я стесняюсь даже называть его на «ты», — пошутила Расма.
— А ты выпей с ним на брудершафт, — не упустил случая сострить Варис, вскочил и бросился к двери. — Хватит, так можно опоздать к последнему автобусу.
Остальные тоже встали. И тут — словно председатель суда, которого приветствует стоящая в зале публика, — в дверь величественно вплыла Рената Зандбург собственной персоной.
— Вот и слава богу! — первой нарушила она неловкое молчание. — Хорошо, хоть все живы. А я уж было подумала, что Эдуард посадил свою семью под арест, а сам отравился крысиным ядом. Соседка мне рассказывала, как еще в мирное время префект данцигской полиции…
— Не надо, мама, дай сперва объяснить, — Регина Кашис тщетно пыталась усадить мамашу в кресло. — Дети, ну поздоровайтесь же наконец с бабусей!
Внуки теперь почувствовали себя вдвойне неловко. Варис на негнущихся ногах подошел к бабушке.
— Да ты наклонись, дылда, наклонись же! — тянула она внука за пуговицу. — Либо принеси лесенку, ежели спина не гнется.
В конце концов в церемонию целования были вовлечены все.
— Присядь, мама, отдохни! — Регина буквально силой впихнула мать в кресло. — Сейчас я сварю кофе. Ты, наверно, совсем умаялась со своими чемоданами.
— От хорошего кофейку никогда не отказываюсь, только цикория не подсыпай!.. А багаж оставила на вокзале. Не потащусь же я с чемоданами в руках через всю Юрмалу.
— Давайте-ка мне, тещенька, квитанцию, — сказал Кашис. — Мы с Варисом съездим за вашими саквояжами.
— Не такая я старомодная, — гордо бросила мадам Зандбург. — Квитанцию и потерять ничего не стоит или карманники вытащат. А в голове у меня чемоданчики мои, как в банке. — Всеобщее недоумение заставило ее пояснить: — За пятнадцать копеек в сейфе заперла, по умному совету одного премилого молодого человека.
— Тем лучше, — обрадовался Кашис. — Назовите шифр, и мы сейчас же…
— Но, но, Эдуард, — мадам Зандбург погрозила зятю пальцем. — Где твоя совесть!
— Я вас очень прошу, — Кашис с трудом сдерживал раздражение, — называйте меня моим настоящим именем — Эджус.
Имена были слабостью мадам Зандбург. Не имея возможности похвастаться знаменитыми предками, она наговорила своим приятельницам, будто в ее роду у всех потомков по женской линии имена должны начинаться с буквы Р. Кашисам в этом смысле еще повезло. Другим же родственникам приходилось ломать языки на Розмари, Ребекках и Ригондах…
— Как тебе угодно, Эдуард, — холодно отозвалась теща. — Но свой год рождения я тебе не назову ни под каким видом. Даже мой дорогой покойный муж — да будет ему море периной! — ушел от меня, так и не узнав, что на самом деле я значительно моложе…
— Мама, ну послушай, — попыталась было вставить словечко Регина.
— Регина, цыц! — мадам Зандбург решительно поднялась. — Ребята, я поеду с вами в Ригу. Нести я вам позволю, а сейф отопру сама.
— Видите ли, дорогая теща, я отпустил… — неуверенно начал Кашис.
— Ничего, папа, — пришел ему на помощь Варис. — Попрошу Альберта, он с нами сгоняет в один момент, — и он выбежал из комнаты.
— А где же ваша распрекрасная скотинка? — поинтересовался Кашис. — Тоже под замком в багажной камере?
Мадам Зандбург только всплеснула руками и ахнула.
— Цезарь, Цезарь! — принялась она отчаянно звать. — Господи, уж не сожрало ли его ваше черное чудовище?
Все бросились к окну.
Загнанный в свою конуру Чомбе, тихо подвывая, тоскливо взирал, как гость наворачивает из миски обед хозяина.