Уже когда наступило утро, я сорвал растяжку. Но понял позже, когда уже проскочил какую-то надпись на фанерке и тут осознал, что вверх улетела сигнальная ракета со свистулькой, огласив всю территорию вокруг. Остановился я только когда мужик стоя на палубе баржи в семейных трусах и майке, крикнул, что-то мне и выстрелил в воздух из калашникова. Я остановился перед добротным лагерем из десятка больших палаток, обнесённых рогатками и обтянутой егозой, у реки был виден кое как, но сделанный из древесины причал, у которого стояла большая… наверное баржа. Мужик сбежал по причалу прямо ко мне.
Разлепив потрескавшиеся, высохшие губы которые тут же лопнули и из них полилась кровь просипел:
— Погоня. Аламо. Сто тысяч экю — я почувствовал как онемело лицо и всё. Тьма.
Глава 23
Помни Аламо…
Я сидел в стрелковом клубе города Аламо и пил пиво. Стейк я давно уже приговорил, так что наслаждался именно напитком. О стейке и пиве я мечтал пять дней, что провёл в местном госпитале. Канат всё ещё там, к слову. Ему ни чего не грозит, но отпустят его только завтра, а меня вот сегодня выпустили. Возле него дежурит Наоми с Женькой и два бойца Ярцева.
Герхруд Штайер, или как он предпочитал — Герри, владелец баржи, ненавистник Нью-Рино и одни из совладельцев рекоисследовательской артели, воспринял мои слова серьёзнее некуда. Причём обе их части. В лагере было всего три человека. Их тут вообще быть не должно было, но решили отпраздновать день рождения одного из парней, вот и задержались после того как привезли группу золотоискателей, ушедшую в леса за день до нашего появления. Потому нас затащили на лодку и через пол часа мы уже отчалили.
Вернее так мне рассказали. Проснулся я больше чем через сутки. Чувствовал я себя… Ну как может чувствовать себя человек пробежавший за трое суток без сна километров сто двадцать может сто тридцать по лесам и полям, получившего отравление, с сотню мелких травм, интоксикацию малопонятным наркотиком, которого хапнул ещё и в передозировку и адреналиновую передозировку в крайней стадии? Мне было хреново. Очень! Голова как кусок чугуна в котором сверлят дырку перфоратором, во рту сухо по самый желудок, глаза слезятся и полны гноя, рожа опухшая от жесточайшей аллергии в стиле утро в деревне китайских пасечников, а ноги я до сих пор не очень чувствовал. Но прямо у места где я себя обнаружил, когда проснулся, нашлось три литровых бутылки минералки и огромная кружка со сладким присладким и холодным кофе с привкусом каких-то лекарств. Сначала влил в себя кофе и стал стойко ждать. Спустя минут двадцать стало легчать. Потом я взялся за воду и выпил всё за минуту, наверное. Хорошо, что кто-то добрый догадался поставить именно минеральную воду. А то от такого объёма чистой воды я и кони откинуть мог. Ещё минут через двадцать, стало легче до такой степени, что я смог встать и оглядеться. Каюта. Похожая на купе поезда. Так же четыре койки, на второй нижней койке спит Канат. Повязки у него поменяны, но так. Неряшливо. И он явно в бреду и жар у него. Но тут я уж ни чем не помогу. Нужен врач.
От этих усилий меня пробила испарина и я упал обратно на кровать, провалившись в забытье. Примерно с третьей попытки у меня получилось встать и по стенке выйти в кают-компанию. Там-то я со всеми и познакомился. Разоружать меня ни кто не стал, к слову. Из всего вороха вопросов, что я себе придумал, и на которые готовился отвечать у меня только спросили: Есть будешь? И кто гнался? На что я ответил «Да, буду!» и «Люди из латинского союза». Всё. Больше вопросов не было. Я как в круизе речном был. Спал, ел и как мог ухаживал за Канатом, у которого было серьёзное сотрясение усугублённое моей транспортировкой.
Преследователи наши себя ни как не проявили, да и хрен с ними! Только когда доплыли я поверил, что всё! Ушли! На второй день, мы смогли связаться по рации через ретранслятор с Ящерицами саваны. Наоми с Девушками были у них. Я затребовал их в Аламо, и охрану мне и Канату. Пускай у Каната есть некий конфликт с ними. Но они наёмники, а не белые шляпы. Значит должны работать за деньги. А дальше… разберёмся. Дошли быстро, в общей сложности часов за пятьдесят, наверное. Хотя тяжело точно посчитать, а спросить забыл.