- Я в детстве мало лупил тебя ремнем, - резюмировал отец.
- Или просто был хреновым папашей.
На мое замечание отец отвечать не стал. Просто положил трубку. Что ж, видимо, родителя своего я задел за живое.
Я вернулся в дом, где Маруся вовсю общалась с женой Антонио. Мне пришлось вмешаться в их бабский треп:
- Маруся, собирайся. Уезжаем.
Малышка молча кивнула и поспешила на мансарду. Я поднялся следом, тоже собрал свои вещи и, прихватив обе наши сумки, первым спустились вниз.
Загрузил вещи в багажник и устроился за рулем в ожидании девушки. Она вышла на крыльцо в сопровождении Доротеи. Женщины обнялись, расцеловались... Вот ведь дают! Час-другой болтовни, и вот они уже лучшие подружки.
Маруся наконец подошла к машине и села в салон.
- Куда мы едем? - спросила она спустя минут десять.
- Возвращаемся в Рим. Когда ты собиралась во Флоренцию?
- Завтра.
- Там красиво. Думаю, тебе понравится. А на вечер какие планы?
Я чуть не добавил: «И на ночь», но вовремя прикусил язык.
- Не знаю, - пожала она плечами.
- Поужинать не хочешь?
- М-можно, наверное.
Все-таки вчера я погорячился. Пора опять включать добродушного и веселого парня, а то все труды последних двух суток пойдут насмарку.
Глава 18
Пейзажи за окном сменялись одним за другим. Я смотрела, но уже без должного восхищения.
Меня мучили мысли. А еще больше мучило то, что они появлялись...
Почему Богдан вчера не воспользовался ни одним из моментов? Когда мы целовались на закате или когда он вышел из душа... Не то чтобы я хотела оказаться с ним в одной постели, меня вполне устроило, что спали мы раздельно. Хотя нет, я почти не спала. Сначала все лежала и ждала, что вот-вот и он встанет, подойдет ко мне. Начнет приставать, целовать. А потом, когда этого так и не случилось и мужчина на соседней кровати уже мирно спал, я все думала - почему он этого не сделал?
Господи! Вот как понять свое же отношение к происходящему? Хорошо все это или плохо? Правильно, неправильно?
А взгляд Богдана, когда я отказалась от его помощи слезть с лошади? После этого Богдан как-то резко поменялся. Неужели его так отвратили мои разбитые коленки? И дело все в них?
Я невольно посмотрела на свои ноги. Тоненькая корочка появилась на коже на месте ссадин. Н-да, вид, конечно, малоприятный. Но это ж временно...
Так в коленках дело или нет?
А, еще ладони! Шершавые слегка, но на вид гораздо лучше коленок. Богдан что, испугался, что ему будет неприятно если я начну прикасаться руками к его телу? Оно, кстати, идеальное: подкачанное, но в меру. Рельефы мышц, плавные и притягательные. Кожа загорелая, руки сильные... А те две секунды, за которые я позволила себе лицезреть то, что находится ниже пупка... Ниже той ровной темной дорожки...
Так, Маша! Что это? Почему низ живота так скрутило?
Я покосилась на Богдана. Он, сосредоточившись на дороге, вел машину. Все это время, что мы едем, Богдан молчит. И вроде как в мою сторону даже не смотрит. Прекратив коситься на мужчину, я прислонилась лбом к прохладному стеклу приоткрытого окна и прикрыла глаза.
Бессонная ночь дала о себе знать. Я сперва задремала, а потом провалилась в сладкий сон: закат, я, Богдан. И вьющийся виноград, связывающий наши тела...
- Маруся! Маруся! – слышала я свое имя, но никак не хотела вынырнуть из такого приятного, но невероятно смутившего меня сна.
Открыв глаза, наткнулась на взгляд Богдана и тут же перевела свой за окно, поняв, машина не двигается. Мы уже были в Риме, возле моего отеля.
- Спасибо, - я не знала, что еще сказать.
- Сумку донести? – абсолютно невозмутимо поинтересовался Богдан.
От мысли, что он поднимется в мой номер, бросило в жар. Особенно после такого-то сна. Поэтому я слишком нервно замотала головой в разные стороны и пробормотала:
- Н-не надо…
- Как хочешь.
Богдан вышел и, достав с заднего сидения мои вещи, протянул сумку. Я подхватила ручки, соприкоснув наши пальцы. И мне показалось… Нет, точно показалось, что прикосновение длилось дольше, чем простая передача из рук в руки.
Я не поднимала взгляд, чувствуя, что снова начинаю заливаться краской, а Богдан наконец убрал свою ладонь и бросил короткое:
- Пока.
- Пока, - бездумно повторила я и направилась к двери.
И только зайдя в номер, поняла, что он ничего не сказал насчет ужина. Наверное, передумал. Ну и ладно! Только вот что-то неприятно засаднило в груди, а к глазам подступили слезы.