– Здрава будь, Юля! – Зазнобушка копалась в огородике, и сотник заметил ее еще издали. Спешился, привязал коня к изгороди… и невольно залюбовался девушкой: ловкой, стройненькой, изящной, как солнечный лучик! Уж конечно, по здешним меркам подобная стройность почиталась за худобу и красотой никак не считалась… А вот в Царьграде – да! Там именно такие девушки и ценились – аристократические «фам рафинире», на каких посмотришь и скажешь словами Александра Вертинского, великого русского актера и шансонье: «Вас воспитали чуть-чуть по-странному, я б сказал – европейски: фокстрот и пляж».
Ну, к Юльке ни фокстроты, ни пляжи не относились. Остро чувствуя свое предназначение, девушка всегда была в работе, лечила, заговаривала и отворяла кровь, многих просто спасала от лихоманки. За то ее и ценили в Ратном. Как и Настену.
Нет, ну право же, красива! Экая стройняшка. Тонкий стан, закатанные рукава, подобранный выше колен подол не скрывал стройные бедра. Забранные широкой лентою волосы падали по плечам… Чувственные розовые губки, большие, с поволокой, глаза, личико и тонкая шея тронуты первым загаром…
– Ты что так смотришь? – Юлька, наконец, оторвалась от грядки, выпрямилась.
– А что, нельзя? – улыбнулся сотник.
Девушка пригладила волосы:
– Да ведь ты так смотришь, что даже не знаю… можно ли иль нельзя?
– Как «так»-то?
– Да вот так!
– Юль… у меня дело к тебе, – молодой человек хитро прищурился и схватил подошедшую к забору девушку за руку. – Очень-очень важное дело.
– Да сейчас работы полно! И в огороде, и вон… сейчас тетка Гастела внука своего приведет – клеща выковыривать буду.
Юлия вроде бы как отпрянула… но руку из ладони парня не выдернула. Миша чувствовал, как билась под тонкой нежною кожей жилка… и сердце его тот час же забилось вот так же – в унисон!
– Так ты что спросить-то хотел?
– А?
– Ну, говорил про какое-то дело…
– А пойдем вечерком погуляем! – без всяких реверансов рубанул сотник. – Там, у реки, говорят, так соловьи поют – заслушаешься.
– Соловьи – это хорошо, – пушистые девичьи ресницы дрогнули. – Но…
– Не пойдешь?
– Почему? Пойду. Только давай не сегодня. У нас тут с матушкой… дело одно… Давай завтра!
– Ага… – тут Миша вспомнил про баню. Мало ли, может, и до поздней ночи затянется… Не сама банька – совет.
Просторная банька Сучка, естественно, топилась по-черному, по-иному тогда в банях и не признавали. С трубой – что за жар? Нынче натопили на совесть – камни от жара трескались. Миша пар любил, но не вот этот вот, когда уши в трубочку сворачиваются… особенно когда Андрей водицы на камни подбросил. Целый корец! Вот паразит же!
– Эй, эй, – молодой наставник Мирон замахал руками. – Ты что, друже, уморить нас хочешь?
Немой в ответ оскалился, замычал да потянулся за веником. Веников тут запарили много – дубовые, березовые, вересковые – на любой вкус, парься – не хочу. Вот и Андрей взгромоздился на полку да принялся охаживать себя по спине. А весь жар-то – на Мишу с Мироном. И вот же черт – на улицу-то выбежать вроде б как стыдно! Хорошо, Немой первым выбежал – с разбега сиганул в реку, в омуток, возле которого баньку и выстроили. Нырнул… вынырнул – поплыл, улыбаясь. Хорошо!
Хорошо – дверь за собой не прикрыл, воздух вечерний в баньку зашел – все полегче. Тут и остальные гости пришли – дед Корней, Аристарх-староста, а с ними и хозяин, Сучок – Кондратий Епифановича.
– Здоров, внучок! – дед быстро скинул одежду. – Что это вы тут сидите, мерзнете? А ну-ко, Мишаня, поддай-ко! Эхх… вот ведь славно-то!
– А говорят, в иных местах такой баньки не ведают! – прикрыв за собой дверь, староста Аристарх тоже схватился за веник. – Как там, Миша, в Царьграде-то? Бани-то есть?
– Да есть, рассказывал же. Правда, не такие…
– А какие?
– Потом расскажу… Мирон, друже, идем-ко – кваску…
– Слыхал, Аристарче? Кваску им! – бросив веник, расхохотался дед. – Еще и не погрелись-то.
Про царьградские бани сотник нынче так и не рассказал. Не успел – беседа пошла иная, серьезная. Воеводу и старосту интересовало все: кто напал, что пожгли, какие вообще убытки – слухи-то по селу расходились быстро.
– Рыжий твой, говорят, всех там расспрашивал. И девка еще, как доска – плоская.