Расчесав свои космы, я скинула уже довольно вонючую ночнушку и полезла мыться. Плескалась минут двадцать, тёрла себя мочалкой во всех местах, пытаясь смыть непонятную гадливость, которую я испытывала к собственному телу.
Но даже когда я вылезла из ванны — ароматная, розовенькая и чистенькая — гадливость всё равно осталась.
Я надела новую ночнушку, повязала поверх короткий — чуть ниже попы — халат. Обмотала волосы свежим полотенцем, а всё старое — и вещи, и бельё, и полотенца отовсюду, даже с кухни — бросила в стирку.
Потом я ещё раз посмотрелась в зеркало. Выглядела я, конечно, бледновато, но в целом уже лучше. Может, и не получится из меня алкоголички…
И только я вышла из ванной и начала прибираться в загаженной комнате, как в дверь позвонили.
Открывать я не собиралась, но звонивший был настойчив. Не уходил, наверное, минут пятнадцать. Я даже испугалась, что он мне звонок сломает — неведомый гость жал на него непрерывно.
Может, Андрей?
Я, как маленькая девочка, подкралась к двери и посмотрела в глазок. И тут же в шоке схватилась за дверной косяк.
Юрьевский?! Чего он тут делает?!
Запустить мыслительный процесс никак не получалось, и я решила пискнуть:
— Вам кого?
За дверью задумались, а потом усталым голосом произнесли:
— Света, откройте.
Ого! Это чего, он моё имя всё-таки знает?
— Зачем?
Опять недолгое молчание.
— Надо поговорить.
Я хотела брякнуть: «Кому надо?», но решила не хамить.
— У меня не убрано.
— Я переживу, — в голосе уже слышалось раздражение. — Света, откройте мне наконец.
Открывать не хотелось. Вот совсем. Но кажется, придётся.
Сначала я сняла тюрбан с головы, подумав, что встречать генерального директора с подобной конструкцией на голове всё-таки не совсем прилично. Распушила влажные волосы, погляделась в зеркало.
Ужас.
Вздохнула, щёлкнула задвижкой и сделала шаг назад, впуская в собственную квартиру бывшего начальника. Начальник застыл на пороге, оглядел меня всю, от влажных распущенных волос до голых ног — и опять мне стало жарко от его взгляда.
Наверное, коньяк ещё не совсем выветрился.
— Добрый вечер, — сказал Юрьевский, закончив осмотр моего тельца. — Тапочки дадите или мне в ботинках в комнату проходить?
— А может, не надо? — спросила я почти жалобно. — Говорю же, там не убрано.
— Тогда на кухню?
Зашибись. Там дофига грязной посуды и воняет не вынесенным мусором. Просто рай для любого генерального директора.
— Лучше не надо. Давайте в комнату…
Я вытащила гостевые тапочки, бросила их перед боссом. Он снял пальто и шарф, повесил всё на вешалку, переобулся, выпрямился и кивнул.
— Я готов. Пойдёмте.
Угу, спасибо за разрешение…
В комнате мне стало дико стыдно. И за неубранную постель, и за хаос на столе, который я толком не успела убрать.
Юрьевский оглядел это всё каким-то до странности понимающим взглядом, а потом спросил:
— Куда можно сесть?
— Вон стул у окна. Туда можно.
Это был единственный стул без следов моего на нём пребывания. На двух других что-то валялось. На одном — о ужас! — лифчик с трусами, а на другом — джинсы и свитер, в которых я была в пятницу.
— Вы тоже садитесь, — разрешил мне босс, и я, вздохнув, опустилась на свою разобранную постель. Далековато от окна, ну и хорошо. Я так Юрьевского хуже вижу. А он меня, соответственно.
— Вы когда моё имя успели узнать? — брякнула я, видя, что начинать разговор генеральный не спешит.
— Сегодня утром. Сергей Мишин приходил, чуть не убил меня за ваше увольнение.
Я улыбнулась. Мы в нашем отделе называли Сергея папой, а папа, как известно, может.
— Я потом вам звонил, но вы отключили телефон. И я решил к вам съездить. Во-первых, я прошу прощения за это увольнение. Погорячился. А во-вторых, предлагаю вам выйти на работу завтра.
Я неловко кашлянула.
Нет, конечно, мне вовсе не хотелось терять работу. Она была родная и самая любимая. Но ёлки зелёные, лимоны жёлтые…
— Вы уверены? — спросила я тихо, и Юрьевский кивнул.
— Уверен.
— И вас… ничего не смущает?
— Нет.
Я вновь кашлянула. И кажется, начала краснеть.
— Я не думаю, что это возможно.
Босс так страдальчески вздохнул, что мне даже стыдно стало. Словно я ему не разумные вещи говорила, а капризничала, желая, чтобы он купил мне новую шубу.
— Света, не нужно придавать тому, что случилось в пятницу, такое значение. Это был просто секс.