Поздно. Он уже меня заметил.
— Добрый день, Света, — сказал Юрьевский, внимательно глядя на меня. Очень внимательно. Пожалуй, даже слишком.
— Добрый, Максим Иванович, — ответила я бесстрастно и встала рядом.
— На обед? — спросил он так же безэмоционально.
— Да.
Лифт запищал, открыл двери. Пустой. Чёрт… Были бы ещё люди, мне было бы спокойнее. Хотя ничего случиться не может, но всё равно.
Мы вошли внутрь, двери медленно закрылись, и лифт пошёл вниз. Секунды две он шёл, да… А потом бац — и остановился. И замер.
— Разве уже приехали? — удивилась я. Лифты у нас тут, конечно, космической скорости, но не до такой же степени.
Юрьевский нахмурился.
— Не думаю. Видимо, мы застряли.
— Чего? — перепугалась я.
— Застряли, говорю. — Генеральный шагнул к панели с кнопками, нажал на одну с микрофончиком, чуть наклонился и сказал: — Добрый день, уважаемые. Лифт «Ц» застрял. И мы вместе с ним.
— Знаем, — буркнули оттуда мужским голосом. — Уже исправляем.
— Спасибо, — поблагодарил босс. Ишь ты, каким он умеет быть вежливым.
Отвернулся и отошёл на прежнее место, только вместо того, чтобы смотреть на дверь, уставился на меня. Я занервничала.
И в полной лифтовой тишине вдруг раздалась душераздирающая трель моего многострадального желудка…
Да уж, Света. Очень сексуально.
Юрьевский чуть усмехнулся и спросил:
— Голодны?
— А не слышно? — я попыталась быть язвительно-ироничной, чтобы он не понял, насколько я смутилась.
— Да. Это было громко. Но кричите вы всё же громче.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду, а когда поняла, почувствовала, что начинаю краснеть. Не знаю даже, от злости или от смущения.
— А вы молчите. Только сопите в ухо.
— Да, я не очень разговорчивый, — согласился Юрьевский. — И совсем не люблю разные нежности. Но вам всё равно понравилось.
От возмущения я надулась, как рыба-мяч.
— Максим Иванович, — процедила я, косясь на панель с кнопками. — А вы понимаете, что нас могут услышать?!
— Могут, — он пожал плечами. — Ну и что? Я не женат, вы теперь тоже почти не замужем. Чего стесняться?
Офигеть. Я даже с ответом не нашлась.
Попыхтела немного, а потом сказала:
— Совести у вас нет.
— Нет, — согласился Юрьевский. — И я по ней даже не скучаю. Лишняя деталь. А вы всегда носите красное? Красное платье, теперь красный свитер…
— Не всегда. Но часто. Красный цвет… делает меня ярче. Я по жизни бледновата, а как одену красное — так вроде и ничего.
— Бледноваты? — переспросил он, изучая моё лицо, и я пояснила:
— Не в смысле цвета кожи. У меня не запоминающаяся внешность. Не яркая, не вызывающая. Понимаете?
Юрьевский помолчал немного, глядя на мою мордашку. Потом взгляд его пополз вниз — к груди, животу, бёдрам… весьма откровенный взгляд.
Как он умудряется быть таким пошляком, даже ничего не говоря?! Как?!
— Это полный бред, — вдруг заключил генеральный, и я даже кашлянула. — Вы очень привлекательны. А задница у вас так вообще обалденная.
Я вновь кашлянула, посмотрела на панель с кнопками. Панель молчала.
Хоть бы этого никто не слышал…
— И грудки аппетитные. Я такие как раз и люблю. Небольшие, остренькие.
Всё. Цветом я сравнялась со свитером.
— Прекратите, я вас умоляю!
— Я предпочитаю, чтобы меня умоляли в другом месте, — сказал Юрьевский насмешливо. — И не шипели, как змея, а кричали.
— Вы специально?!
— Как вы догадливы, — теперь в его голосе насмешка чувствовалась ещё больше. — Иначе вас не расшевелишь. Лицо невозмутимое, глаза заплаканные. Вы чего, ревели полночи?
— Не ваше дело, — буркнула я.
— Моё-моё. Доведёте себя, кто будет доделывать проект для американцев?
— Дед Пихто и бабка с пистолетом, — огрызнулась я.
— Дед Пихто — это вы, как я понимаю, про меня, — выдал генеральный очередную пошлость. — А бабка с пистолетом — это кто? Мишин, что ли? Он, скорее, папка. И не с пистолетом, а с целым ружьём.
— А вы видели?
Он не понял. Жаааль. Ничего, сейчас я объясню.
— Что видел?
— Ружьё его. Он, чего, снимал штаны и показывал его вам?
Юрьевский несколько секунд смотрел на меня, а потом фыркнул.
— А вы умеете пошлить. Надо же.
— А с вами по-другому нельзя. Знаете, как со строителями надо матом разговаривать, так и с вами — пошлостями. Иначе вы зачахнете, как цветок без компоста.
Генеральный, кажется, хотел что-то ответить, но не успел.
Лифт вдруг рухнул вниз.
Именно так — рухнул. Не поехал, а сорвался.