— Скажешь, что вступился за честь какой-нибудь дамы!
— Вступаться за честь чьей-нибудь дамы совершенно не в моём стиле.
Юрьевский всё-таки оттеснил меня к стенке, прижал спиной к холодному кафелю и стал методично намыливать моё тело. И можно было бы подумать, что он совершенно спокоен, если бы не нечто очень твёрдое, что я ощущала своим животом.
Генеральный наклонился чуть ниже, и его серые глаза показались мне почти чёрными. Он отложил в сторону мыло, которым секундой ранее намыливал мою грудь, и схватился обеими ладонями за соски.
Я прикрыла глаза от удовольствия… А в следующую секунду вдруг потеряла опору.
Юрьевский подхватил меня руками под попой, приподнял повыше — и начал погружаться в моё тело. Я обняла его руками и ногами, желая, чтобы он был как можно глубже, и ощущая, как сильно он меня растягивает, как врывается в меня — резко, жарко и немного больно.
Горячая вода лилась на моё плечо, смывая мыло, касалась набухших от желания сосков.
— Ещё… пожалуйста…
Юрьевский ничего не ответил. Только сильнее сжал мою попу и ускорился.
Я зарылась пальцами в его влажные волосы на затылке, уткнулась носом в шею. От него шёл приятный, терпко-солёный аромат мужчины, и мне безумно хотелось ощутить его не только носом, но и языком. Губами.
Я осторожно поцеловала босса в районе ключицы. Он не отреагировал, продолжая шумно дышать и двигаться во мне, как безумный. Тогда я лизнула то же место. Юрьевский коротко и хрипло вздохнул, вжал меня в стену и поднял мои ноги, согнув меня совершенно невероятным образом…
И задвигался. Вновь на предельной скорости.
Удовольствие граничило с болью. У меня болели ноги от неудобной позы, болели мышцы живота и спины, болело лоно, в которое он вколачивался с упрямством бормашины. И при этом я ощущала такое наслаждение, что орала, срывая голос. Кусала генерального за плечо, плакала, о чём-то умоляла…
И завизжала, пытаясь выгнуться и задёргать зафиксированными ногами, когда почувствовала раскалывающее меня пополам удовольствие…
Юрьевский задержался ненадолго. Застонал, сжал изо всех сил мои бёдра, подался вперёд, заполнив меня полностью — и затрясся, хрипло рыча мне в ухо.
— Б***, - прошептал он через пару секунд. — Я уже не в том возрасте, чтобы заниматься секс-марафоном. Вообще ничего не соображаю.
— Надо пожрать, — сказала я. Юрьевский осторожно поставил меня в ванную, и я чуть не грохнулась — ноги как иголками закололо… — Ай!
— Что? — кажется, он слегка забеспокоился.
— Затекло всё, — проворчала я. — Ну ты и… выдумщик.
— Есть немного, — кивнул генеральный, вновь взял в руку мыло. — Надо вымыться. По-настоящему.
— Угу. Особенно мне. Ты же в меня двойную дозу влил! — Я отобрала у него мыло и стала намыливаться сама. Ещё не хватает, чтобы он опять возбудился! Между ног до сих пор горячо…
— Я уже говорил тебе, Света: все претензии генеральному директору в письменном виде.
Я фыркнула, закончила намыливать себя спереди и повернулась к Юрьевскому спиной, чтобы смыть пену.
— Какой из тебя генеральный директор сейчас? Ты голый и в ванной. В ванной генеральные директоры не водятся! Только водяные и кикиморы.
— Значит, я генеральный водяной, — ответил он, и я услышала в его голосе улыбку. И улыбнулась сама. — И свои претензии ты, кикимора болотная, будешь писать мне на листе кувшинки.
— Я не болотная. Я ванновая кикимора.
— Хорошо. Претензии на чём будешь писать?
— На мочалке, — сказала я и сунула в руку Юрьевского жёсткую старую мочалку. Мою любимую. — Вот. Намыль и спинку потри. Пожалуйста.
— Нахалка ты.
— Сам такой.
Я не знаю, как он это сделал. Но когда мы вышли из ванной распаренные и чистые, я вдруг осознала, что с моей души будто бы камень свалился.
Словно вместе с грязной водой с меня смылись обида, боль, разочарование и усталость.
И даже если это — мой последний вечер с Юрьевским, я всегда буду помнить и мысленно благодарить его за помощь. Грубую и прямолинейную, но помощь.
Я всё-таки поняла, зачем он вернулся.
И впервые в жизни по-настоящему осознала, чем жалость отличается от сочувствия.
Юрьевский безоговорочно принял от меня почти новый халат мужа. Чистый, конечно. Он был ему немного коротковат, но это явно лучше, чем ходить по квартире голым. И гораздо теплее.
Я приготовила ужин, как в старые добрые времена. Ну, почти. Без изысков — салат, макароны, жареная курица в сливочном соусе. Я никогда особенно не заморачивалась с блюдами, зато готовила вкусно.
Услышав слово «макароны», Юрьевский вдруг улыбнулся.