Выбрать главу

Чёрт.

Пятьдесят один раз — чёрт!

— Как романтишно… — провыла Варя и завалилась на свой стол. Не иначе, от умиления.

— И куда это мне всё ставить?.. — пробормотала я, оглядывая свой стол. На нём, конечно, всегда порядок, но не до такой же степени, чтобы ещё вазоны с цветами разводить!

— Да сюда вот, на перегородку.

— Чтобы этот букет все видели?!

— Конечно! Пусть завидуют!

Я горестно вздохнула и отправилась к Вике — за вазой. Самой большой. Вика, меланхолично обрабатывающая ногти пилочкой, выделила мне вазу, даже не поинтересовавшись, зачем.

Добрая я налила туда ледяной воды из кулера и, вернувшись на своё место, попыталась засунуть вазу вместе с цветами себе под стол.

— Сдурела?! — немедленно завопила Варя. — Такую красоту под стол. Вынай! Вынай, я тебе говорю!

— Не вынай, а вынимай…

— Какая разница! Вытаскивай! В кои-то веки такая радость — а ты её под стол… Садистка!

— Скорее, мазохистка, — пробормотала я, представив, сколько людей подойдут и спросят, откуда у меня такой букет и кто его подарил. И вот чего я врать должна?

Я вообще вру не виртуозно. Даже я бы сказала — хреново я вру. А во вранье что самое главное? Правильно — верить в то, что ты говоришь. А мне это очень сложно. Проще научиться летать.

Правда, распространялось это только на личную жизнь. По работе врать я, конечно, умела. Иначе не работала бы рекламщиком…

В общем, да — так и случилось. Как только на нашей с Варей перегородке появился букет цветов, к нам тут же повалили любопытствующие. И так как я понятия не имела, что отвечать, кроме «не ваше дело, подите вон отсюда», говорила в основном Варя.

Вот уж кто всегда умел виртуозно врать.

А потом, часов в одиннадцать, в офис зашёл Юрьевский. Если честно, я надеялась, что он не придёт на работу. Но он, увы, пришёл.

Ещё я надеялась, что он протопает мимо моего букетика и не заметит его. Но он, увы, заметил.

Кроме того, я надеялась, что он хотя бы промолчит… Но он, увы, не промолчал.

— Это что? — спросил генеральный, удивлённо разглядывая мою клумбу. — У кого-то день рождения? Юбилей?

— Нет, Максим Иванович, — ответила Варя весело, и я мысленно застонала. — Это за Светой нашей ухаживают!

Я закатила глаза к потолку. Может, там где-нибудь торчит крюк, на котором можно повеситься?..

Юрьевский молчал, переводя взгляд с меня на букет. Долго так молчал.

А потом молча развернулся и пошёл к себе в кабинет, оставив меня с совершенно мерзким ощущением чего-то неправильного и очень, очень плохого.

* * *

Стационарный телефон зазвонил примерно через час.

— Свет, тебя Максим Иванович вызывает, — пропела Вика мне в трубку. — Просил взять всё по «Эдельвейсу».

Ясно. Сейчас будет бить.

Я распечатала несколько новых файлов, захватила папку со старыми — и отправилась на экзекуцию в кабинет генерального.

Как там в песенке поётся…

«Так весело, отчаянно шёл к виселице он!..» Вот точно про меня.

Ну ничего — прорвёмся.

Вика в кои-то веки не занималась своими ногтями, а разбирала бумаги. Я шмыгнула мимо неё в кабинет Юрьевского, закрыла дверь и застыла.

Да. Вот он, тот самый стол, на котором он меня имел полторы недели назад.

Чёрт, тут действительно жарко, или мне кажется?

— Садись, — Макс кивнул на стул возле себя. Я послушно на него опустилась, прижала к груди папку с бумагами по «Эдельвейсу» и вопросительно посмотрела на генерального.

Вид у него был мрачный. Если бы Юрьевский был тучкой — клянусь, из него бы в этот момент пошёл дождик…

— Ну давай, расскажи мне, чем ты занималась последние два дня, — сказал генеральный едко и даже как-то язвительно. — Кроме часовых посиделок в переговорной и букетиков от бывших мужей.

— Он не от бывшего мужа! — возмутилась я.

— Отлично, — Юрьевский сощурился. — Бывший муж, я, ещё кто-то. Ты мужиков коллекционируешь?

На секунду я остолбенела.

А потом, когда вновь приобрела способность двигаться и говорить, прошипела:

— Негодяй! — и треснула его папкой с документами по башке. Изо всех сил треснула. А затем всхлипнула и разрыдалась, опустив голову и закрыв лицо ладонями.

— Света! — Юрьевский сразу начал трясти меня за плечи. — Чёрт тебя дери. Я же говорил: ненавижу плачущих женщин. А ну, прекрати сейчас же!

— Отвали! — огрызнулась я. — Вот уволюсь… на фиг. Сами будете… Эдельвейс этот… доделывать!

— Не уволишься.

— Уволюсь!

— Нет.

— Да!

— Нет. Я должен заявление твоё подписать. А я не подпишу.

Я всхлипнула и вытерла мокрые щёки ладонями, но головы так и не подняла.