Я подняла голову и посмотрела Максу в глаза. Сердце на секунду замерло, и я вместе с ним.
— Свет, в то утро…
— Не надо, — сказала я очень тихо. — Не говори ничего. Я всё поняла… сегодня. Ты тогда… из-за них. За десять лет не зажило.
— Не зажило. Но я был не прав. И обидел тебя.
— Обидел. Потому что не так понял. Перепутал меня с этой… Кариной, — попыталась пошутить я, но Макс не улыбнулся.
— Я всех женщин с ней путаю.
— А вот и зря. На вкус и цвет все фломастеры разные, — наставительно произнесла я, и он всё-таки чуть развеселился.
— А ты какой фломастер, Свет?
— Я? Белый.
— Почему?
— Ну как белая ворона…
— Глупости, — фыркнул Макс. — Никакая ты не белая. И уж тем более не ворона.
— Р-р-р-гав! — громко подтвердила Жулька, и мы вздрогнули.
— Вот видишь. Даже Жулька знает, что ты не белая ворона, а Светик. Светик-цветик, семицветик…
— Замолчи. А то я сейчас разрыдаюсь от умиления.
— От умиления можно. Это даже полезно. Главное — по другим поводам не рыдать.
Я хитро прищурилась.
— Есть ещё один повод, по которому точно можно рыдать. Точнее, от которого.
— Это какой же? — озадачился Макс.
— Оргазм! — громко возвестила я, и Юрьевский засмеялся.
— Намёк понят…
Перед тем, как отправиться в ванную, я потребовала у Макса тапочки. В колготках по кафелю ходить можно — неприятно, но можно, — а вот босиком совсем противно, да и грохнуться недолго.
В качестве ночнушки он предложил мне свою рубашку, но я отказалась.
— Там же пуговицы. Они будут врезаться в моё нежное тельце, как горошина в принцессу. Так что придётся тебе терпеть рядом с собой до безобразия голую женщину.
— Переживу как-нибудь, — фыркнул Макс, а я засмеялась, вспомнив вдруг, как он говорил то же самое, когда я не хотела открывать ему дверь после своей грандиозной попойки.
Я так и вышла из ванной — в одних только тапках на голое тело. Юрьевский внимательно посмотрел на меня, но вместо того, чтобы возбудиться, вдруг нахмурился.
— Это что у тебя такое? — он подошёл ближе и стал разглядывать мою грудь. Надо же, углядел… А в спальне-то полумрак, я думала, не рассмотрит… Надо было всё же попросить рубашку… — Синяки?
— Ерунда, — ответила я, пытаясь прикрыться, но Макс не дал. Осторожно отвёл мои руки в стороны, потом перевернул спиной к себе, внимательно изучил попу и бёдра…
Я прекрасно знала, что он там увидит. У меня всегда была нежная кожа, а если учесть то, как он мощно меня лапал во время секса… синяки были неизбежны. Просто в прошлый раз он не успел их разглядеть — сбежал.
— Это что же — я? — спросил Макс тихо, осторожно проводя кончиками пальцев по особенно заметному синяку на груди.
— Не переживай, совсем не больно. Пройдёт.
Он вздохнул, покачал головой.
— Я дебил.
— Да нет, — я засмеялась. — Это я просто нежная очень. Пройдёт, — повторила я ещё раз.
Макс не ответил, молча отправился в ванную — умываться перед сном. А я, постояв несколько секунд в нерешительности перед большой и незнакомой кроватью, скинула тапочки и нырнула внутрь.
Бельё было свежим и пахло соответствующе, как положено любому свежестиранному белью. Даже жаль — мне хотелось ощутить запах Макса…
Ну ничего. Сейчас он вернётся — и понюхаю его самого.
Сама кровать была гораздо мягче нашей с Андреем, и шире. Интересно, зачем Юрьевскому такая широкая кровать, если он живёт один? Девочек сюда водит?
Меня кольнуло глупой ревностью, а потом стало до ужаса смешно.
Никого он не водит, Светка. Ты же понимаешь…
Вода в ванной перестала литься, а через пару секунд я увидела в дверях силуэт Макса. Он подошёл к напольной лампе, что стояла возле кровати, выключил её и залез под одеяло.
— Спишь? — спросил негромко, и его дыхание, пахнущее мятой, коснулось моей щеки.
— Нет.
А в следующее мгновение я почувствовала себя такой счастливой, что едва не умерла.
Макс поцеловал меня. Сам. Сначала очень мягко, почти нерешительно, а потом глубже и горячее…
Воспользовавшись случаем, я обвила его руками и ногами, прижалась всем телом, ощущая удивительное тепло, которое укутывало меня, словно мягкое одеяло. Вот только это тепло было не снаружи, а внутри.
— Светик, — прошептал Макс, на секунду отстраняясь, — скажи, если тебе будет больно, хорошо?
— Хорошо, — я даже слегка забеспокоилась. Синяки только почти перестали болеть…