— Подожди, Джакопо. Успокойся. Все не так просто. Убить их человека, все равно что открыто развязать войну. Сейчас мы не можем себе этого позволить. Потом, когда все уляжется, я прикажу сделать с этим сукиным сыном все, что ты захочешь. Но не сейчас.
— Ладно, что ты думаешь по этому поводу?
— Никто не может ручаться за то, как поведет себя Гарри после того, как узнает о смерти сестры этой девчонки. Я думаю, что он обо всем догадается и помчится искать свою Барбару. Таким образом, Тоцци получит отличный козырь.
— Гарри не найдет ее, — усмехнулся Салотти. — Ее уже никто никогда не найдет. На всякий случай я оставил в Провиденсе Тони. Ты же знаешь Тони?
— Конечно, но не будет ли поздно? Ведь семьи знают, что «невеста» Гарри уже мертва.
— Совершенно верно. Можешь считать, что Барбара тоже мертва! — усмехнулся Салотти.
— Отец!!!
Джакопо и Винцент вздрогнули и, как по команде, обернулись. В дверях, бледный и взъерошенный, стоял Гарри. Глаза его сверкали бешенством.
— Что ты только что сказал, отец? — воскликнул Гарри. — Барбара мертва?
— Кто разрешил тебе заходить сюда?! — рявкнул, стряхивая с себя оцепенение растерянности, дон Салотти. — Что ты здесь делаешь?
— Подслушиваю! — дерзко ответил Гарри.
Дон и consigliori переглянулись.
— Что ты слышал, сынок? — уже мягче спросил Салотти. — Ответь мне.
— Все.
— Что? — дон помолчал. — Учти, от этого может зависеть не только моя жизнь, но и твоя, и других людей. Всей семьи.
— Вот как? — криво усмехнулся Гарри. — Мне плевать на тебя и на семью. У тебя, отец, своя жизнь, у меня — своя! Но я ненавижу тебя!
— За что же, сынок? Объясни мне, — мягко спросил дон.
— За что? Ты обещал мне, что не будешь преследовать Барбару и ее мужа. Макса!
— Я их и не преследовал, — все тем же тоном ответил Салотти. — Их преследовали остальные семьи. Не я выбрал способ мести. Пойми, сынок, мы — твоя жизнь. Из-за твоего выбора тысячи людей оказались поставлены на грань войны. Кровавой, страшной войны. Неужели для тебя жизнь какого-то ублюдка Макса дороже моей жизни, или жизни сеньора Луччи, или жизни Карло, который рос вместе с тобой? Скажи мне, променял бы ты наши жизни на жизнь Макса?
Гарри молчал, сжав кулаки.
— Ну, — улыбнулся дон. — Скажи же мне, сынок. Я хочу услышать это от тебя. Ты молчишь, — с мягкой укоризной констатировал он. — Я знаю почему. Ты чувствуешь итальянскую кровь, текущую в твоих жилах. Она сейчас говорит в тебе. И случись тебе выбирать между семьей и этой женщиной, ты бы выбрал семью, я уверен в этом.
— Ты уверен? — мрачно спросил Гарри.
— Конечно, сынок. Поверь мне.
— Я уже один раз сделал это.
Дон Салотти с грустью покачал головой:
— Что же. Меня вынудили поступить так, как я поступил, но, поверь мне, я пошел на этот шаг только ради тебя.
— Ради меня?
— Да, сынок. Если бы я отказался убить твоих обидчиков, другие семьи потребовали бы у меня твою жизнь. Я — клятвопреступник, но не детоубийца. Нет. Никто не посмел бы бросить такое обвинение в лицо Джакопо Салотти. Сердце у меня обливалось кровью, когда я отдал приказ убить этих людей. Но теперь все нормально. Наша семья останется жить в мире с другими семьями. Поверь, я не желал зла твоим обидчикам. Но иногда обстоятельства бывают выше нас. Ты уже достаточно взрослый человек, чтобы понять это.
— Отец, ты — лицемер! — крикнул Гарри.
Глаза его вспыхнули неистовым огнем. В это мгновение он стал очень похож на дона. Луччи даже поежился и на секунду посмотрел на Салотти-старшего.
— Твои клятвы не стоят и ломаного гроша! Я расскажу об этом всем! Дон Джакопо Салотти — лжец!
— Ты не смеешь обвинять меня во лжи! — крикнул дон, вскакивая.
— Конечно, смею, — язвительно засмеялся Гарри. — Еще как смею! Ты — лжец! Значит, ты убил их в Провиденсе? Чудный городок! Ты там был сам или послал туда этого ублюдка? — Гарри указал на Луччи.
Тот сидел с каменным лицом и смотрел на пылающие в камине поленья. Он и бровью не повел, услышав оскорбление в свой адрес. На лице его не дрогнул ни один мускул. Полная, абсолютная выдержка, как и положено соп- sigliori семьи.
— Прекрати! — крикнул дон сыну.
— Почему же? — отозвался тот. — Тебя мучает совесть, отец? Хотя, у тебя ведь нет совести! У дона не бывает совести, у него есть семья! Семья — святое! Семья — все! Ты хоть помнишь свою жену, мою мать, отец? Помнишь ее? Ты ни разу не показал мне ее фотографию, не рассказал о ней. Ты берег меня для семьи! Не для счастья, а для семьи!
— Семья и есть счастье!
Гарри захохотал:
— Я же говорил, что ты — лжец! Ты сам не веришь в то, что говоришь! Даже себе ты боишься сказать правду. Даже себе!