*
Хотя Джимс и Мэри не хотели никакого грандиозного торжества, противостоять семье им не удалось. Свадьба получилась многочисленной и очень торжественной. Сначала их в домашней церкви обвенчал джилленбоунский священник, а затем вся округа в течение недели праздновала это событие. Родные Джимса приняли Мэри очень радушно. Фиона сказала ей: — Мэри, дорогая, ты — жена моего сына, и теперь здесь и твой дом, и твоя семья. Мы все были бы очень рады, если бы вы с Джимсом остались жить в Дрохеде. Разумеется, мы не можем настаивать, решающее слово остается за вами, но если вы предпочтете остаться, будет просто прекрасно. И еще у меня есть одно сокровенное желание. Мне так бы хотелось понянчить внуков. Дети Мэгги не являются продолжателями рода Клири. Мне не хотелось бы, чтобы наша фамилия канула в века. Мэри сразу же полюбила Фиону. Между ними установились добрые, доверительные отношения, и она сказала, засмеявшись: — Об этом вы можете не беспокоиться. Мы с Джимсом очень хотим иметь детей. Да и Пэтси, будем надеяться, скоро нас порадует. — Я рада за Джимса и рада за тебя, моя девочка, — счастливо улыбнувшись, сказала Фиона. — Надеюсь, что ты будешь счастлива и никогда не пожалеешь о том, что в мужья тебе достался не городской и светский человек. И я думаю, что тебе будет хорошо и удобно в нашем доме. Подойди ко мне, моя девочка, — сказала Фиона. — Я хочу обнять и поцеловать тебя. Я очень рада, что у меня появилась еще одна дочь. Тщательно все обдумав и взвесив, Мэри решила, что ей действительно будет лучше остаться жить в Дрохеде. Решение это далось ей очень непросто, но зато оно было твердым и бесповоротным. Здесь не будет одиночества, которое постоянно сопровождало ее в городе. Ее будет окружать большая дружная семья. Здесь не будет липких, привязчивых мужчин, которые окружали ее не только в театре, но и везде, где бы она ни появлялась. Здесь она будет приносить реальную помощь, помогая женщинам вести хозяйство. И здесь она будет чувствовать себя действительно нужной. Ведь она была не белоручкой и умела делать все, что только могло потребоваться в сельском имении. И Мэри прекрасно видела, что пришлась по душе всей семье Джимса. В имении царило радостное возбуждение, которое было вызвано сразу несколькими причинами: появлением в семье новой супружеской пары, быстро поправляющимся Пэтси, несомненно, присутствием девчушек Джастины, которые росли не по дням, а по часам, и постепенно, правда, каждая по-своему, все больше хорошели. Они просто не сходили в рук, и Джастина, смеясь, говорила: — Вы мне совершенно избалуете детей. Они будут, как ручные котята. Фиона на это отвечала ей: — Лаской и вниманием, дорогая, невозможно избаловать детей. Они лишь сами будут ласковее и внимательнее к остальным. Одним словом, малышки очаровали всех. А Минни и Кэт, совсем уже состарившиеся, просто с ума по ним сходили, как когда-то они души не чаяли в Джимсе и Пэтси. Торжества, наконец, завершились, и настало время Джастине и Лиону возвращаться домой. И тут всех огорошил Пэтси. Он заявил, что тоже желает поехать в Европу. — Я уже достаточно здоров для этой поездки, но еще недостаточно здоров для того, чтобы приступить к работе. Так что же я буду сидеть здесь и бездельничать, лишь наблюдая за тем, как вкалывают братья? А в Европе, может быть, мне повезет, и я встречу такую же очаровательную девушку, как наша Мэри. Ведь мой братец поступил именно так, не правда ли? — Но, Пэтси, — ответила недоуменно Мэгги, — в нашей округе тоже есть замечательные женщины, среди которых можно было бы и поискать то, что тебе хочется. — Нет, Мэг, — сказал Пэтси, — если в Европе повезло Джимсу, то повезет и мне. Ты ведь знаешь, что мы с ним, как сиамские близнецы. — Ну что же, поезжай, — смеясь, сказала Мэгги. — Я думаю, что в твое отсутствие имение не разорится. Она же уговорила Джастину и Лиона оставить Элен и Барбару у них на все лето. — Сами отдохнете, сможете поразвлечься, — сказала она, — и няне вашей дайте отпуск. — Ну, у нашей замечательной Джоан в этом году просто бесконечный отпуск получается. Но она его заслужила, правда, Лион? Эта девушка ни дня не отходила от наших девчушек в течение двух лет. И слышать не хотела об отпуске. Она настолько привязана к ним, что не хочет оставить их даже на минуту. Так что, я думаю, сейчас она с удовольствием возьмет отпуск и отправится, наконец, навестить свою родню. На том они и порешили. И через несколько дней Джастина, Лион и Пэтси, сердечно попрощавшись со всеми, вылетели в Лондон. После того, как они немного отдохнули с дальней дороги, Пэтси, спросив у Джастины, не будет ли она против, если он пригласит в гости доктора, отправился к нему в клинику и, терпеливо дождавшись, когда у того окончится прием, привез смущенного старика на Парк-Лейн. Они организовали тихий семейный обед, который был омрачен небольшой неприятностью. Пэтси, который на радостях в последнее время начал прикладываться к рюмке гораздо раньше обычного, в результате этой своей слабости уснул за столом. Лиону пришлось чуть ли не на руках отнести этого здорового мужчину в постель. Джастина и доктор остались за столом одни. — Вы знаете, доктор, — сказала она, — Пэтси в последнее время нас очень беспокоит. Он стал слишком много пить, причем начинает это делать с самого утра, и мы ужасно за него волнуемся. — А чем он сейчас вообще занимается? — Целыми днями спит как убитый. А вечером уходит из дому и до утра слоняется по барам и ресторанам. Либо же пропускает первую рюмку как только открывает глаза. В нашей семье ничего подобного не случалось. Ни один мужчина никогда не пил сверх меры. А Пэтси словно с цепи сорвался. Он объясняет это тем, что очень рад своему выздоровлению и тому, что теперь он полноценный член общества. «Должен же я это, в конце концов, отметить, черт побери!» — вот как он говорит. Нас всех его частые возлияния беспокоят день ото дня все больше и больше. — Я думаю, если это не наследственное явление, дорогая Джастина, то вам не о чем тревожиться, — погладил острый подбородок доктор. — Для него это действительно состояние необычное. Ведь после почти тридцатилетних мыслей о том, что он никогда не сможет иметь детей, Пэтси превратился, наконец, в настоящего, полноценного мужчину. По-моему, нагулявшись, он, если повезет, встретит какую-нибудь девушку и угомонится. В противном случае это затянется, но, скорее всего, ненадолго. Его психика восстанет против подобной алкогольной атаки, и ему станет уже не до выпивки. — Хорошо бы, чтобы было именно так, дорогой доктор. Но вдруг он не сможет остановиться? — Может быть и такое. Но вы уж поверьте моему опыту, девочка. Просто этот человек не умеет по-другому излить свою радость. Отчасти причина такого поведения кроется еще и в том, что его организм, привыкший к тяжелой работе, требует физических нагрузок, однако, Пэти не осознает, отчего чувствует себя неуютно. Знаете, такое вроде бы беспричинное томление. Это испытывает большинство людей, оторванных от привычных занятий. Поверьте, это пройдет, и довольно скоро. Ну, что же, я, пожалуй, чересчур задержался. Если вы не будете против, то я откланяюсь. Уже слишком поздно, а мне хотелось бы добраться до дома засветло. — Еще раз спасибо, доктор. Будьте нашим гостем в любое время. Приходите, как только вам этого захочется. И если вам понадобится какая-либо посильная помощь, обращайтесь смело, мы с радостью сделаем все, что в наших силах. — Благодарю вас и спокойной ночи, дорогая Джастина. Передайте от меня привет Лиону. — Спокойной ночи, мистер Ярокер. Раскланявшись, доктор уехал, а Джастина
вернулась в гостиную, чтобы навести там порядок и тоже отправиться спать.
*
Пэтси все продолжал пить. Он каждый день приходил очень веселый, счастливый и очень пьяный. И вот через две недели после беседы с доктором Джастина, наконец, решила поговорить с ним откровенно, вполне в духе обычаев Дрохеды. Она хотела сказать ему, что так себя вести не годится, что если он намерен и впредь продолжать пить, то пусть отправляется в Дрохеду и пьет там, если семья позволит ему. Джас не менее сотни раз проговорила про себя все, что может сказать, и проиграла в своем воображении возможные возражения Пэтси. Вечером, решив, что она как следует подготовилась к беседе, Джас всерьез настроилась на разговор и приготовилась ждать появления дядюшки. Больше всего ее волновал тот факт, что Пэтси, воспитанный далеко не в обычаях высшего света, рассвирепеет. Он ведь куда старше Джас, и не ей читать ему мораль! Когда она была крохой, ему даже приходилось носить ее на руках! И сейчас Джас будет говорить, что он должен делать, а что нет? Не будет такого! Да-да. Именно такого поворота и боялась Джастина. Ей была известна вспыльчивость и обидчивость дядюшки. Возрази она хоть слово, и Пэтси, скорее всего, соберет вещи и уедет в Дрохеду, даже не попрощавшись. Хотя, возможно, в этом был бы свой плюс. Там-то есть кому присмотреть за ним, чтобы он слишком часто не прикладывался к бутылке. Но Пэтси ошарашил ее и в этот раз. Он явился совершенно трезвым и ввел за собой симпатичную высокую девушку, лицо которой украшал слишком толстый слой косметики. Волосы ее были уложены в вызывающую, с легким налетом вульгарности, прическу. И одета она была без особого вкуса, с той яркой, крикливой броскостью, которая обычно свойственна девицам не особенно строгих правил. Девушка явно была смущена, однако, держалась с намеренной легкой агрессивностью. Джастина понимала: стоит ей сделать неточный жест, взять не тот тон, сказать что-то не так, и реакция девушки будет однозначной — ссора. Почему-то она держалась напряженно и скованно. — Джас, познакомься, — воскликнул Пэтси,
— это Анджела. Правда, она красивая? А это Джастина, — сказал Пэтси девушке. — Я тебе о ней много рассказывал. Она и ее муж — замечательные добрые люди. Джас, я хотел познакомить тебя с Анджелой, потому что мы решили пожениться и, можно сказать, уже поженились. Прошлой ночью.
Джастине ничего не оставалось, как только взять себя в руки. — Ну, что же, — сказала она, — проходите,
— изумление было настолько сильным, что ей с трудом удавалось подбирать слова. — Анджела, можно мне называть вас по имени? — Девушка кивнула. — Вот и хорошо. Сейчас я угощу вас кофе. Пэтси, проводи девушку в гостиную, а потом помоги мне, пожалуйста, на кухне.
— Хорошо, дорогая племянница, — весело отозвался Пэтси. Когда он вошел к Джастине на кухню, она прикрыла дверь и спросила: – Пэтси, ты хоть знаешь, кто эта девушка? Ты хоть сколько-нибудь с ней общался? — Я знаю Джас. Я избавил ее однажды ночью на улице от мужчины, который приставал к ней. Она была проституткой, – с потрясающей невозмутимостью сообщил он, — но занималась этим недолго. И вынуждало ее к этому, не спорю, неблаговидному занятию очень бедное существование, так как в семье V нее двенадцать детей. — Господи, — воскликнула Джас, — вот не думала, что у нас в Лондоне еще существуют такие семьи! — А они живут не в Лондоне. Просто Анджеле пришлось уйти из семьи и зарабатывать самой себе на жизнь. — И что же, она не могла найти себе... э-э-э... другую работу? — Джас, ну какая разница? — пожал плечами Пэтси. — Все равно с момента нашей женитьбы с этим покончено. — Понятно. Пэтси старательно пропускал ее скептический тон мимо ушей. — И, между прочим, благодаря именно Анджеле я некогда бросил пить, — он благодушно ухмыльнулся. — Потому что, когда позавчера я сделал ей предложение, она поставила условие, что выйдет за меня замуж, только если я брошу пить. — Ну, это, безусловно, очень благородно с ее, стороны. Я, конечно, рада за тебя, но... В общем, тебе видней. Анджела, насколько я поняла, уже твоя жена, что теперь говорить об этом. Ты хотя бы сообщил об этом в Дрохеду? — Нет, я думаю сделать сюрприз. Мы с Анджелой решили завтра же отправиться туда. — Н-да, — в полном замешательстве пробормотала Джас. Прилепив на лицо самую, свою очаровательную улыбку, она открыла дверь и сказала— Ну, бери поднос, пойдем, а то твоя супруга уже, вероятно, заждалась и чувствует себя не в своей тарелке. — Джас, только я тебя умоляю, не вздумай вгонять ее в краску. Она и так упиралась и не хотела приходить сюда. — Пэтси, с каких это пор ты решил учить меня манерам?