ГЛАВА 7
Элен была довольна, что до художественной галереи, в которой через два дня должна была открыться ее персональная выставка, было не очень далеко от центра города, и особенно ей нравилось, что фасадом строения служила огромная стеклянная стена, сквозь которую даже с улицы можно было рассмотреть выставленные картины. Подготовка к выставке была практически завершена. Оставалось лишь доставить несколько картин. Подходя к галерее, Элен сквозь витрину увидела ее владельца — Филиппа, который познакомил ее когда-то с Льюисом, с воодушевлением болтающего по телефону. Его выставочные залы обычно представляли только бесспорно талантливых художников. И Элен понимала, как ей повезло, что он остановил свой выбор именно на ней. Филипп не жалел сил, чтобы его художники получили известность. Девушка, толкнув дверь, вошла внутрь. Увидев ее, толстяк расплылся у радостной улыбке и, прикрыв трубку ладонью, спросил: — Элен дорогая, куда же ты пропала?! Принесла акварели? — Конечно, дорогой. Успокойся, — улыбнувшись, ответила ему девушка. Она, как и устроители выставки, в эти дни страшно волновалась, суетилась, пытаясь поскорее закончить все приготовления, чтобы можно было немного расслабиться и спокойно ожидать открытия. На него были приглашены многие известные художники, представители городской администрации и, конечно же, целая толпа журналистов и художественных критиков. По мнению Элен, главное место среди ее работ занимал портрет Жака. Девушка уделила ему больше внимания, чем всем остальным картинам, развешанным сейчас в зале. Она сама лично долго искала место, где портрет, названный в каталоге «Христос молодой», будет смотреться наиболее выгодно, подбирала правильное освещение, и теперь, проходя мимо своего любимого творения, по ее мнению, единственной стоящей из всего сонма картин, созданных ею, работы, Элен в который уже раз убеждалась, что расположила портрет очень удачно. Лучше это сделать не удалось бы никому. Кожа ребенка, изображенного на холсте, была нежнейшего розового оттенка под падающим сквозь витрину светом. А сотканный из пробивающихся сквозь нарисованную листву солнечных лучей нимб над головой мальчика светился, словно был из настоящего золота. Взгляд его, спокойный и безмятежный, все время был направлен в глаза стоящих рядом людей, с какой бы стороны они не подходили к портрету. А лицо сохраняло ту мужественность и силу, которые так привлекали Элен в Жаке. Вечером накануне выставки, в последний раз окинув зал внимательным взглядом и убедившись, что ничего не упущено, Элен вместе с Льюисом отправилась домой, где их дожидался Жак. Она ощущала сильный голод, но лишь выходя из галереи, вспомнила, что за целый день во рту у нее не было ни крошки. У нее просто не было времени подумать о еде. К тому же, Элен хотела пораньше лечь сегодня, ведь завтра ее день, и она должна быть отдохнувшей и хорошо выглядеть. Спала Элен на удивление хорошо. Несмотря на волнение, девушка внутренне осознавала, что выставка получилась действительно очень хорошей. Она мечтала о том, чтобы сбылись предсказания Льюиса и карьера ее пошла в гору. Ей все еще не очень верилось в то, что послезавтра она, возможно, проснется знаменитой. Происходящее напоминало великолепный, искрящийся сюрпризами сон. Элен спала и улыбалась во сне своим мечтам, становящимся реальностью.
*
— Мисс Хартгейм? — спросил полицейский, шагнув в ее сторону. — Да, — дрожащим голосом ответила Барбара. Сердце ее замерло в предчувствии беды. — Нам нужно поговорить с вами. Пройдемте в машину. Барбара с недоверием взглянула на него. — Могу я попросить ваши документы? — Конечно, — ответил полицейский, предъявляя свой жетон и пожимая плечами. — Вам не о чем волноваться. Девушка следом за ним прошла к машине и устроилась в ее неуютном салоне. — Что-нибудь случилось? — срывающимся голосом спросила она. — Не молчите же! Говорите! Что-нибудь с Максом? Скажите же мне наконец! Я должна это знать! — Пока ничего нельзя сказать с уверенностью, — ответил рыжий ирландец с нашивками сержанта на форменной рубашке, сидящий рядом с водителем. — В одном из цехов мясоперерабатывающей фабрики, расположенной в пригороде, было обнаружено тело мужчины, подходящего по описанию на вашего... — он замялся, подыскивая слово, — вашего друга. Нужно провести опознание, и мы хотели бы попросить вас проехать с нами в клинику. Если вы, конечно, в состоянии. — Да, конечно, — устало, сразу севшим голосом пробормотала девушка. — Вы можете располагать мною. Сержант дал водителю знак трогаться с места, и машина плавно покатила по улице. Пока они добирались до клиники, Барбара пыталась уговорить себя, что это, конечно же, ошибка, такого просто не может быть. Ведь жизнь ее только начала налаживаться, входить в нормальный ритм. Сегодня они собирались пожениться. Неужели в такой день могло произойти что-нибудь страшное? Это были уговоры тонущего. Безумная надежда, что вот-вот весь этот кошмар закончится, и она проснется в своей постели, а рядом, вытянувшись, будет спать Макс. Ее любимый Макс. «Друг», как сказал этот рыжий ирландец в полицейской форме. Подъехав к больнице, машина остановилась. Сидевший рядом с Барбарой полицейский вышел из машины и помог выбраться из салона девушке. Они прошли в приемный покой, где их встретил врач и, сухо поздоровавшись, пригласил следовать за ним. Он повернулся и быстро зашагал по длинному полутемному коридору, а девушка и патрульный направились следом. Они продвигались по одинаковым, как близнецы, слабо освещенным длинным коридорам, и Барбаре казалось, что путь этот никогда не кончится. У нее создалось ощущение, что она вместе с этими людьми идет по какому-то длинному бесконечному лабиринту, из которого просто нет и не может быть иного выхода, кроме смерти. Время от времени девушка беспомощно оборачивалась, словно пытаясь найти какую-то поддержку в могучем ирландце-патрульном, но тот ни разу не взглянул на нее. Он был напряжен и глядел только перед собой или в какую-то точку на стерильно голубой, обтянутой халатом спине врача. Через пару минут они, наконец, оказались у расположенного в правом крыле клиники морга. Доктор, пройдя внутрь, жестом пригласил их последовать за собой. В комнате, куда они попали, было холодно. Идеально чистые белые стены и белый потолок казались неестественно яркими, режущими глаз в свете люминесцентных ламп. Барбара и сопровождающий ее блюститель порядка остановились, а санитар, которому врач что-то тихо сказал — что именно, Барбара расслышать не смогла, — направился к стене, полностью состоящей из холодильных ячеек. Сверившись с листом бумаги, он взялся за никелированную ручку одной из них, выкатил подвижный стол-носилки, на котором, накрытое простыней, лежало тело человека, и отошел в сторону, приняв подобающую ситуации скорбную позу. Врач, по-прежнему молча, движением руки пригласил Барбару подойти ближе и, приподняв простыню, заглянул в лицо мертвому. Девушка душой чувствовала, что нужно это сделать. Она должна убедиться собственными глазами, что эти люди ошиблись и тело, лежащее на никелированном столе не может принадлежать Максу. И объяснить это им, вздумавшим подвергнуть ее столь жестокому испытанию. Но разум девушки знал, что полицейские не ошибаются и это все-таки окажется именно Макс. Ноги отказывались повиноваться ей, и Барбара никак не могла заставить себя тронуться с места, сделать хотя бы шаг, подойти к страшному столу и взглянуть в лицо трупа. Полицейский, поддерживая ее за локоть, сказал: — Возьмите себя в руки, мисс Хартгейм. Раз уж вы приехали, нужно собраться с силами. Но хочу сразу предупредить вас: это тяжелое испытание. Выглядит тело очень страшно. Барбара с трудом, на подгибающихся ватных ногах, готовых в любую минуту подломиться, подошла к лежащему на оцинкованной поверхности телу, пока укрытому простыней. Когда они приблизились, врач взглянул на полицейского. Тот, тяжело вздохнув, утвердительно кивнул. Доктор одним движением откинул угол простыни, и взгляду Барбары предстало жуткое зрелище. Да, это был Макс. Тело, как и лицо его, было ужасно обезображено, трудноузнаваемо, но тем не менее девушка сразу узнала его. Она смотрела на труп, мужественно пытаясь не упасть в обморок. А в какой-то момент ее едва не стошнило. Барбара покачнулась даже, но полицейский услужливо поддержал ее под руку. Убийца знал свое дело. Макса убили с изощренной жестокостью, но сделали это умело, с тем расчетом, чтобы убитого смогли опознать без особого труда. Лицо трупа было свинцовосинего, почти черного цвета. На раздувшейся шее багровел толстый след от удавки. Глаза выкатились из орбит, из перекошенного рта, в котором не осталось ни одного целого зуба, вывалился распухший фиолетовый язык. Переносица была сломана жутким ударом, волосы, вымазанные кровью, превратились в жесткий, бугристый панцирь, губы рассечены в нескольких местах. «Господи, как же он, должно быть, страшно умирал! — с ужасом подумала Барбара. — Что ему довелось пережить!» Полицейский внимательно наблюдал за ней, а врач безучастно рассматривал труп. Его, привыкшего за долгие годы работы в клинике к подобным процедурам, не пугало мрачное зрелище. Более того, он был готов в любой момент оказать профессиональную помощь девушке, которая стояла белая как мел. Губы ее дрожали. Барбаре казалось, что она вот-вот упадет на ледяной, прожигающий подошвы туфель холодом пол без сознания. Голос, прозвучавший из-за спины, немного привел ее в чувство: — Мисс Хартгейм, это ваш друг? Макс Блейк? — Да, — прошептала она. — Это он. — Вы уверены в этом? — Да, уверена, — ответила девушка срывающимся шепотом. А потом, развернувшись, пошла прочь. Врач, как только девушка отвернулась, вновь накрыл труп простыней и задвинул ячейку на место. Ее попросили еще расписаться в какой-то бумаге, извинившись, что вынуждены беспокоить подобной просьбой в такой тяжелый для нее момент. Девушка, не глядя поставив свою подпись, неуверенной походкой направилась к выходу. Полицейский неотступно сопровождал ее, шагая сразу за спиной. Теперь, когда они остались одни, рыжий ирландец, казалось, порывался ей что-то сказать, но сдерживал себя и лишь вздыхал. Внезапно в сознании Барбары молнией пронеслась новая мысль, высветив смерть Макса и посещение ею морга в несколько новом ракурсе. Она вдруг резко обернулась к патрульному. Ирландец, не ожидавший этого, едва не налетел на девушку. — Что-то не так, мисс? — удивленно спросил тот. — Откуда вы знаете наш адрес? Как вы нашли меня? Патрульный изумленно и непонимающе взглянул на нее и пожал могучими плечами. — В картотеке. Мы посмотрели в картотеке. Обычная процедура. — Как это происходит? — А почему это вас интере... Он не успел договорить, Барбара перебила его, громко и истерично воскликнув: — Как происходит эта процедура?! Отвечайте, быстро! — Очень просто. По отпечаткам пальцев устанавливается личность убитого и домашний адрес, а затем одна из патрульных машин выезжает домой к жертве и везет кого-нибудь из родственников на опознание тела. — Вы работаете на Салотти? — тихо спросила девушка, пятясь. — Вы из мафии. Патрульный покачал головой. — Не понимаю, о чем вы говорите. Кто такой Салотти? — Ваш босс! — крикнула девушка, продолжая отступать. — И не подходите ко мне, иначе я позову на помощь! — О, Господи, — патрульный развел руками. — Мисс, я, действительно, не понимаю, о чем вы говорите. Мафия, Салотти... Вы в шоке! Может быть, вызвать врача? Он сделал шаг вперед и тут же Барбара закричала: — Вы не могли опознать Макса, потому что у него НЕТ отпечатков пальцев! С него содрали кожу! Вы не могли узнать адрес, потому что квартира куплена на ДРУГУЮ фамилию! Вы — не полицейский! — Мисс, — твердо сказал патрульный, — похоже, вам, и правда, плохо. Давайте я позову кого-нибудь из врачей. — Нет! Оставайтесь на месте! Она развернулась и бросилась бежать, слыша за спиной топот настигающего ее ирландца. Девушка летела по коридорам, сталкиваясь с санитарами, поскальзываясь, задыхаясь, чувствуя, что сердце ее сейчас разорвется от бешеной гонки. Тем не менее, она понимала: полицейский уже совсем рядом. Глухой стук его каблуков раздавался все ближе и ближе. Вот тяжелая рука легла на ее плечо. Барбара рванулась что было сил, но у патрульного оказалась железная хватка. Он сграбастал девушку и, приглушая крики, прижал бьющееся тело к себе. — Господи, — закричала она, захлебываясь рыданиями, извиваясь в медвежьих объятиях полицейского. — Не убивайте меня! Я прошу вас, не убивайте меня! Пожалуйста! Я боюсь умирать. Патрульный сначала ничего не сказал. Несколько секунд он молчал, переводя дух и собираясь с мыслями, а затем встряхнул девушку и рявкнул: — Прекратите истерику, мисс! И не кричите так! Иначе убьют нас обоих. Замолчите! Ирландец резко отстранил Барбару от себя и влепил ей пощечину. Истерика захлебнулась. — Не надо! — вскрикнула девушка. — Замолчите и слушайте! Убийство вашего друга действительно дело рук мафии. Да, мисс Хартгейм, они сделали это. И мой вам совет: если не хотите разделить участь вашего друга, как можно быстрее убирайтесь из города. Спрячьтесь где-нибудь так, чтобы они никогда не смогли найти вас. Хотя... Вы, конечно, можете испытывать судьбу и продолжать оставаться в Провиденсе, но тогда на вашу жизнь нельзя будет поставить и цента. Уверен, что на этом они не остановятся. И скажите спасибо Салотти, если он даст вам еще хотя бы сутки жизни. Барбара в замешательстве затихла и медленно, с ужасом посмотрела полицейскому в глаза. Первый раз в жизни ей говорили, что кто-то хочет ее убить. Первый раз она столкнулась с беспощадной, жестокой, ужасной силой, именуемой «мафия». — А откуда вам все это известно? — дрожащим голосом спросила она. — Это неважно. Хочу лишь сказать, что большинство полицейских работают на мафию, а не против нее. Поэтому послушайтесь моего совета и немедленно уезжайте отсюда. У вас нет друзей, которые могли бы защитить вас от Салотти. Уезжайте. Лучше прямо сейчас. Он отпустил ее и девушка едва не упала. Ничего не ответив ему на это, Барбара повернулась и медленно пошла по коридору в сторону выхода. Если этот человек говорил правду, ей необходимо бежать. Но куда? И в этот момент она поняла: в Голливуд! К маме! «Билеты уже заказаны, — раздался в ее голове голос матери, — для тебя и для Макса». Странно, но воспоминание о Максе не вызвало у нее боли. Девушка даже не захотела плакать, и глаза остались совсем сухими. Неужели она не любила его? Нет, любила. Любила! Тогда откуда это странное спокойствие в сердце? Или все-таки... — Мисс, — сказал за спиной патрульный ирландец. — Мисс! — Что? — встрепенулась Барбара. — Вы что- то сказали? — Да. Как вы себя чувствуете? — Совершенно нормально. Странно, но... Я даже вообще ничего не чувствую... — Все верно. Это — психологический шок. Через пару часов у вас начнется истерика, затем — апатия и депрессия. Чтобы этого не случилось, вам нужно как следует выспаться. Конечно, полного счастья не почувствуете, но то, что будете способны двигаться и контролировать свои действия — точно. Проверено. Только не вздумайте оставаться дома. Сейчас возвращайтесь к себе, собирайте самое ценное и немедленно уезжайте. Лучше всего, возьмите машину напрокат и поезжайте на ней в Бостон. По третьему шоссе, там самое оживленное движение. В Веймоусе остановитесь в каком-нибудь мотеле, а лучше, кемпинге, и отдохните сутки. Помните, что Салотти будет искать вас, как только поймет, что вы скрылись. Но они решат, что раз вы не объявились в течение суток, то, скорее всего, ускользнули и все равно будете предельно осторожны. Далее, доберетесь до аэропорта Логана и сразу улетайте из Америки. Но только не в Италию. Там вас найдут еще быстрее, чем здесь. Лучше уезжайте в Южную Америку или Австралию. «Дрохеда, — появилось в голове Барбары. — Австралия. Дрохеда». — Почему вы помогаете мне? — вяло спросила она ирландца. Тот щелкнул пальцами. — Должен же хоть кто-то это делать? А вообще... Салотти и ему подобные ублюдки могут держать меня за шиворот, но плясать под их дудку я не стану, — он помолчал, а затем добавил: — Мы почти пришли. Теперь слушайте. Если попадетесь в лапы этому ублюдку Салотти, помните: он очень опасен. Чрезвычайно. Ему ни в чем верить нельзя. Запомните — НИ В ЧЕМ! Ни единому слову! Они вышли на улицу. Второй патрульный сидел, позевывая, за рулем машины. Увидев напарника, он оживился. Ирландец остановился и холодно предложил Барбаре: — Мисс Хартгейм, если хотите, мы можем довезти вас до дома. Но она, испуганно взглянув на него, тихо произнесла: — Нет, спасибо. Я доберусь сама. До дома было не слишком далеко. Такси поймать, конечно, ей не удастся, но и ехать в компании двух полицейских девушке не хотелось. А точнее, она просто боялась. И поэтому решила дойти пешком, совершенно не думая о том, что сейчас ночь и с ней по дороге может случиться все что угодно. Неожиданно в ее сознании всплыл образ Макса — лежащего на холодном столе, окровавленного и истерзанного тела. «Боже мой! За что? За что?! — мысленно простонала она. — Недаром я боялась, что все хорошо у нас было в последнее время. Хорошее не может продолжаться долго». И снова ей казалось, что жизнь кончена, как и тогда, когда Макс в первый раз оставил ее. Сейчас это случилось снова. «Это все из-за меня. Я не дождалась его, бросилась как последняя идиотка в объятия доброго Гарри. Будь проклят тот день, когда Гарри вновь встретился мне». Отчаяние начинало прорываться сквозь шоковую пелену. Пока оно сочилось едва-едва, тоненькими ручейками, но скоро нарыв анестезии забвения лопнет, и тогда невероятная боль захлестнет ее. Барбара медленно шла по темным ночным улицам, сотрясаясь от беззвучных рыданий. По лицу ее катились слезы горя и безысходности. Когда она приблизилась к подъезду своего дома, то увидела, что возле него стоит шикарный черный автомобиль. Девушка, скользнув по машине невидящим взглядом, хотела было пройти мимо, но дверца лимузина открылась и навстречу ей шагнул низкорослый, широкоплечий, уродливого вида мужчина. Загородив Барбаре дорогу, громила спросил: — Мисс Хартгейм? — Да, — ответила она. — Что вам нужно? Говорила девушка безучастно. Сейчас она не