— Лика, с мамой не воевать, поняла?
— Я и не собиралась, — задрала она нос. — А как ты себя чувствуешь? У тебя что-то болит?
Сейчас у меня болит примерно всё, даже то, о наличии чего я в своём организме не подозревал. Тошнит сильно, и всё время кажется что из носа кровь идёт, но провожу по ноздрям ребром ладони, и крови пока нет.
— Просто слабость, головокружение, легкая тошнота. Ничего страшного, — ответил.
— Ты скоро поправишься. Я обещаю, — Лика дважды кивнула то ли своим словам, то ли своим мыслям. — Идите, я хочу переодеться.
Мы послушно вышли из детской. Глеб придержал меня.
— Прогноз точно хороший, или тебя время отмерили?
— Хороший.
— А если серьезно?
— Глеб, это рак. Вероятность умереть есть, вероятность метастаз тоже высокая. Но и выживаемость при моей форме рака одна из самых высоких. А еще у меня есть деньги на хорошее лечение. Думаю, справлюсь.
— Понял, — бросил сын, вряд ли мой честный ответ его успокоил. — Ты поэтому на Тамилу запал?
— Я не запал на неё, — скривился раздраженно, как же достала меня эта девица!
— Решил, что можешь чего-то там не успеть, что тебе многое дозволено, и потому… с ней…
— Глеб, — обхватил сына за плечи, — я уже говорил, и повторю: с Тамилой я не был! Видел её интерес ко мне, решил посмотреть, как далеко она готова зайти. Зря. Всё уродливо получилось, но ничего у меня с ней не было.
Глеб отвел взгляд, но не вырывается, руки мои не стряхивает. Верит?
— Мама давно знает?
— О диагнозе? Недавно.
— Тогда я не понимаю ничего.
— Я тоже. Наверное, Тамилу ваша мама мне так и не простила.
Либо же Ася просто не захотела возиться с больным и нелюбимым мужем. Такое тоже бывает.
Но этого я сыну не сказал.
***
АСЯ
Дома странная атмосфера. Давящая. Я пытаюсь привнести хоть какую-то легкость, заполняю тягостную тишину разговорами, но атмосфера лишь сгущается.
— Сынок, как твоя учёба?
— Норм.
Подавила в себе желание пожурить сына за его вечные «норм» и «ок».
— А подробнее рассказать не хочешь?
— Нечего рассказывать. Лекции, семинары.
А раньше рассказывал. Никогда я не слышала от детей нейтральное «всё в норме» — они хвастались, восхищались, хвалили, ругали, жаловались, не стеснялись давать свою оценку, и со мной делились.
— Ясно, — решила не выносить сыну мозг. — А живёшь-то ты там как? Может, домой вернешься?
— Нет, — отрезал Глеб.
И это категоричное «нет» слышать было больно.
— Тогда… Глеб, может, я завтра заеду? Посмотрю чего не хватает, составлю список, куплю. Приберусь как следует, чистоту и уют наведу.
— Не надо, — буркнул сын, перевел взгляд с меня на Пашу, снова на меня и снова на своего отца.
Тоже думает где и с кем пропадал Паша? Я — думаю. Постоянно. Но пора принять тот факт что мы расстались и перестать выяснять несуществующие отношения.
Ревность пройдет когда-нибудь.
Боль — тоже.
А вот дети у нас с Пашей останутся, и ради них нужно постараться стать друзьями. Или хоть не врагами.
Но всё равно тошно! Ложусь ночами спать, снова, в тысячный раз за сутки вспоминаю что Паша живёт отдельно, и начинаю представлять его с другой. С Тамилой. Раньше они по отелям зажигали, а теперь можно не стесняться. Интересно, Паша рискнул привести её на одну из наших квартир и уложил на простыни, которые я выбирала?
Я тихо выдохнула, спрятала руки на коленях, их потряхивает от напряжения и ревности.
Хватит, Ася! Хва-тит!
— А вы что все скромничаете и не едите? Лика, твой любимый «Нисуаз», — кивнула на тарелку дочки. — Не с анчоусами, а с тунцом, как ты всегда просишь. Ешь.
— Ты серьезно, мам?
— Не поняла вопрос про серьезность. Если не голодна — не заставляй себя.
Лика принялась ковыряться в тарелке. Глеб к своей и не прикоснулся, сидит, смотрит на неё, не моргая. Это из-за Паши дети себя так ведут? Он снова их обидел?
— Паш, ты ешь, не стесняйся, — сказала, стараясь выдержать грань между дружелюбием и отстраненностью.
И не наорать на всех.
Внутренне потряхивает, напряжение всё сильнее. Оттого и улыбка натянутее, и шире. Чувствую себя Степфордской женой.
— Ась, всё дико аппетитно выглядит, но я не голоден. Не обижайся.
— Жесть, — Глеб резко встал, стул скрипнул, отодвигаясь. — Хватит с меня этого цирка.
— Глеб!
— Отвалите. Устроили тут… ну нахер! — сын прокричал это из коридора, а когда я выбежала за ним, увидела, как Глеб вышел за дверь в кроссовках, шнурки на которых даже не стал завязывать.
Когда же станет легче? Когда всё начнёт налаживаться?
— Паш, что ты сказал Глебу? — прошептала, подойдя к Паше, и поймала недовольный взгляд дочки.