— Я не хамила.
— Я слышал. Спасибо, что доверили секрет, — процитировал то, что Лика сказала с полминуты назад.
— Это не хамство. Просто… не знаю, — надулась Лика.
— Инна тебе не нравится?
— Главное, что ты ей нравишься, — пробурчала Лика. — Она нормальная. Но я… пап, не знаю, как объяснить. Она сильно радостная.
Мы поймали взгляд Инны, прекратили перешептывания и принялись за еду.
Понимаю, о чем Лика. Сам такой: от любого излишнего проявления эмоций быстро устаю. Потому и не хотел Асе говорить о диагнозе. Думал, жена перепугается, примется опекать меня без меры. Все эти бесконечные вопросы «Как ты себя чувствуешь?», «А сейчас как?», «А сейчас?», «Ты устал? Ты принял лекарства? Отдохнул?», и сообщения каждые десять минут… всё это — проявления заботы, как и взгляды, полные тревоги, боли. Да, это забота, но я могу выносить такое дозированно, а если без меры — злюсь из-за постоянных напоминаний о плохом, так всегда было, потому о проблемах я жене говорил редко. Не такой Ася человек, который просто выслушает, обнимет, и в покое оставит. Она… черт, а я снова забыл, как она отреагировала, надо же. Никакой излишней заботы, никакого беспокойства.
Проваливай, мудак! Развод, сука, так тебя!
— Паш, плохо? — Инна вскочила со стула.
Я выставил руку вперед, пытаясь остановить её, чтобы Лику не пугала. Мне дурно, но в обморок я падать не собирался, просто слишком глубоко в не самые светлые мысли ушел.
— Нормально, — прохрипел, и стало хуже, мир перед глазами закружился.
— Папа!
— Всё хорошо, Лик. Там… в дверь звонят, посмотри кто, скажи, чтобы подождали, я сам открою. Иди. Иди, Лик, пожалуйста, — поторопил дочку.
— Да, малыш, иди, — Инна подтолкнула Лику к выходу, сама надо мной склонилась. — Тошнит? Дыши. Медленно, животом. Так, ну-ка, — она сжала моё запястье, кажется, пульс считает.
А я дышу. Хоть бы не вырвало! В голове шум океана, перед глазами мошкара, суставы выворачивает… так всегда теперь будет, до самого конца? А потом— всё, финал? А сейчас моя финишная прямая — она вот такая у меня, хреновая?
Инна шепчет что-то, гладит, а мне бы Асю сюда — ту, прежнюю Асю. С чрезмерной заботой, от которой иногда сбежать хотелось. И, плевать уже, пусть даже с жалостью во взгляде. Инна неплохая, но друг — не любимая женщина. Всё еще любимая… стерва, но, мать её, любимая…
— Ой, доброе утро, — слишком громко произнесла Инна.
А я даже голову повернуть не могу. Гипнотизирую взглядом чашку с ряженкой, на ней сосредоточен — она светло-серая, с белой каймой, цвета успокаивают, зрение, вроде, возвращается, и мир потихоньку перестаёт кружиться. Но пока лучше не шевелиться, даже дышать стоит осторожно, чтобы не вырубиться, предварительно заблевав всё вокруг.
… а может, Лике лучше с Асей быть, чтобы не видеть всего этого?
— Пап, тут мама пришла, — подала голос Лика, и голос у дочки… словами не передать.
***
АСЯ
Я приехала… сама не знаю, зачем.
Проведать. Попросить Пашу вернуть мне дочь. Молить Лику вернуться. А если Лика не согласится — договариваться. На встречи, хоть на что-то.
Не могу я без семьи, от меня будто три четверти отрезали, и та четвертушка что осталась — кровит, ноет, не умирает, но и не живёт.
Ключи у меня от всех квартир есть, я прихватила с собой, но только оказавшись у двери поняла что не должна сама открывать. И позвонила в дверь.
Как же я волнуюсь! Мне не выступать перед публикой, я не к требовательному заказчику приехала — к семье, но меня потряхивает. Жду, когда откроют дверь. С предвкушением и ужасом жду, потому что не знаю, что будет — Лика обнимет меня, улыбнётся, или скажет чтобы я ушла, а если скажет то почему? И Паша как на меня посмотрит? А Глеб… если он здесь? Они — здесь, а я — лишняя?
Открыл мне не Паша, а Лика. Отворила дверь, и опустила руки растерянно. А я улыбнулась ей, глаза слезами наполнились, но я проморгалась, спрятала слезы — только реветь не хватало при дочери.
— Привет, моя хорошая. Можно? Ты почему сама дверь открываешь? Папа разве не дома? А школа? — я вошла с миллионом вопросов.
Мне необходимо знать о её настроении. Как спала, что ела, что снилось, что случилось интересного, не обидел ли Лику кто, и… почему она ушла от меня — это я тоже хочу знать, но уже не в первую очередь, даже моя обида отступила. Я просто хочу поговорить со своим ребёнком, обнять её.
— Мама… — Лика выдохнула это слово, позволила себя обнять, даже сама прижалась ко мне на миг.
— Родная. Так папа дома? Ты же не одна?
— Папа… он…
Лика замялась. А я увидела женские красные с черно-золотой пряжкой туфли на шпильках — месяца два назад я сама на такие облизывалась, мерила, вышагивала по магазину в них, но после пяти минут ног не чувствовала. В таких можно красиво сидеть, а ходить — медленно, пытаясь убедить себя что красота требует кровавых жертв.