— Как и ты. Снова молчишь, — отмахнулся муж. — Ах, да, точно, ты же за дорогой следишь. И волнуешься. Как я мог забыть.
— И снова мы ругаемся, хотя договорились…
— Договорились разговаривать, — повысил Паша голос, перебив меня.
И он прав. Прав, чтоб его!
— К Инне ревнуешь?
Я покачала головой. С Инной я разберусь.
— Она просто подруга, Ась. Скажи уже!
— Я просто думаю о нашем разговоре. Точнее, о том, что ты мне рассказал, — я произнесла это, глядя не на Пашу, а строго на дорогу перед собой.
Я и вчера думала о том, что мне Паша выложил, но слишком растеряна была, разложить всё по полочкам не вышло, да и Глеб с Ликой отвлекали. А сегодня накрыло.
Позавчера Паша, как и обещал, поделился со мной всеми событиями, которые привели к тому, что Тамила сняла перед ним трусы. Паша год назад стал замечать признаки утомления, плохого самочувствия. Они усиливались, и всё вылилось в раздражение. И я ведь замечала многое, пыталась с Пашей разговаривать, но с десяток раз получив по носу захлопнутой дверью — рукой махнула.
— Озвучь то, о чем думаешь. Как договаривались, Ася. Говори.
— Ты не сразу пошел по врачам, но ведь пошел. Почему ты мне ничего не рассказал? Я поняла, почему ты диагноз сначала скрывал, но сначала ведь ты не знал, что у тебя рак. В клинику ходил, анализы сдавал. Много. Психовал, когда врачи искали, чем ты болен. А мне — ни слова. Почему? — озвучила я тот самый вопрос, на который позавчера у меня сил не хватило. — Только честно. Я что, настолько никчёмная? Только правду скажи!
Паша заговорил далеко не сразу. Я даже думала, что он не ответит. Но, наконец, он заговорил:
— Причин несколько. Ась, помнишь, года два назад я должен был вылететь в восемь вечера, домой бы через три часа добрался. Но рейс задержали за час. А потом еще на час. Я написал тебе тогда.
— Помню. И что?
— Я разозлился из-за того, что рейс каждые полчаса переносили на небольшое время. И написал тебе тогда не только чтобы предупредить, что прилечу, неизвестно когда. Я просто поделился, что зол, и авиакомпания мудацкая. А ты начала бомбардировать меня звонками и сообщениями. Спрашивала, предоставили ли нам отель, еду, напитки, устал ли я, без конца писала, чтобы я не расстраивался, напоминала, чтобы я будильник не забыл установить, и каждые 5 минут уточняла, не перенесли ли рейс опять. Помнишь? Ты переживала, поддержать меня хотела, я это понимал. Но… Ась, меня так не допекло ожидание вылета, как твои сообщения и звонки. Я тогда около пяти утра специально телефон отключил, а тебе потом сказал, что аккумулятор сдох. Иначе я бы расколошматил смартфон, продолжи ты мне писать и звонить. И так ведь всегда, — муж выдохнул, а я анализировала его слова: Паша же утрирует? Да? Или нет? — Да, Ась, так всегда. И это иногда душит. Я давно решил ничего тебе не сообщать, но иногда прокалывался, как в тот раз, когда рейс задержали. На эмоциях написал, а потом всю ночь жалел.
— Я поняла тебя. Я… обдумаю то, что ты мне сказал, — пробормотала я.
— Обиделась?
Слышать всё это неприятно, даже если Паша правду сказал. Да, я всегда переживала о семье, в ней не тысяча человек, чтобы мне плевать было на большинство родственников! Может, в чем-то была навязчива, где-то перегибала, но…
— А почему ты раньше не говорил, что я тебя достала?
— Ты не достала. Я понимал, что ты себя так из-за беспокойства ведёшь, потому и не говорил. И о плохом самочувствии — тоже отчасти.
— Отчасти? А почему еще?
Паша поморщился, он недовольным выглядит, да и я не лучше. Ничего, зато на семейном психологе сэкономим.
— Думал, старею раньше времени. Дмитриенко помнишь? До тридцати пяти был живчиком, как пацан выглядел, а потом резко сыпаться начал: облысел, пузо отрастил, сиськи как у бабы выросли, при ходьбе стал скрипеть костями и суставами, то спина у него болела, то жопа. Впахивал с шестнадцати, запаса здоровья до тридцати пяти хватило, а потом всё, источник иссяк. Сейчас как дед выглядит, видел его месяца два назад.
— И ты думал…
— Нихера я не думал, — бросил Паша раздраженно. — Просто мерзким казалось таскать тебя по врачам, чтобы ты про мои болячки знала. Ты ведь кинулась бы меня уверять, что продолжишь любить меня и с артритом, радикулитом, повышенным давлением и импотенцией. Ну нахер! Я не хотел, чтобы ты во мне стареющего больного мужика видела. Но… вышло как вышло, теперь ты именно таким меня и видишь.
— Если ты стареющий, то я тоже старуха. Паш, ты старость и зрелость перепутал.
— Я охренеть как боялся стареть, — тихо, будто не мне, а самому себе сказал Паша. — Меня не морщины парили, не седина, а сам факт — вот она, старость, скоро придёт. Я только и думал об этом. Мечтал в юности, что как только деньги будут позволять, байк себе куплю, гонять буду. На Эверест поднимусь. Дом своими руками за городом построю, чтобы каждая деталь была мной сделана, понимаешь? На Камчатке мечтал побывать, на вулканах. С парашютом хотел прыгнуть, с водопада нырнуть. Рок-группу свою, блядь, хотел собрать. Я столько лет от всего этого отмахивался! Бизнес строил, деньги зарабатывал, посмеивался над собой, ну какая к черту рок-группа? Какой нахер байк?