— Ты не можешь!
— Тебя арестуют, — повторил Паша резче и ниже. — Может, дело дойдет до суда, а может тебе хватит и ментовских «субботников» и «каруселей». Слышала о таком? Вижу, что слышала.
А вот я не слышала. Открыла Сафари, и сделала нужные запросы, но даже открывать странички не стала, по превью поняла, о чём Паша говорил.
— Что решила? Продолжишь лезть ко мне и моей семье со своей «любовью» — получишь то, что я озвучил, а может и больше. Я, хоть и не хотел бы этого беспредела, но не побрезгую. Или ты продолжишь жить своей жизнью, и сама отъебёшься от меня?
Во рту горечь, желчь. Я думала, их приватный разговор откинет меня в прошлое, в ту ночь в нашем загородном доме, когда Паша сошёл с ума и решил устроить «проверку» Тамилы: они пили, разговаривали, флиртовали, Тамила целовала моего мужа и в итоге сняла трусы. Паша хотел записать их тет-а-тет, чтобы отвадить Тамилу, но какой смысл в той записи, если мы с Глебом вошли, не позволив Паше доиграть? Да и та проверка оказалась не проверкой Тамилы, а проверкой самого Паши. Не знаю, прошёл бы он её тогда, не прерви мы его, или не прошёл бы.
Он ошибался и после.
И я ошибалась тоже.
Но сейчас я, наконец, успокоилась, и ревность моя к этой девочке испарилась.
Раньше я была категорично несогласна с утверждением, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Мне это такой чушью казалось! Нас многое не убивает, но ранит, оставляет шрамы, делает инвалидами — физически или ментально, ломает. Я и сейчас думаю, что многие неприятности, которые нас не убивают — ослабляют нас, и посланы не во благо, а в наказание, чтобы всё испортить.
Но, может, то, через что мы с Пашей прошли, послано во благо? Мне ведь совсем недавно казалось: всё кончено, семья разрушена, мир рухнул, и я задохнусь, не выберусь из-под этих осколков, так и останусь под ними подыхать в одиночестве. Но я поднялась, отряхнулась, и с каждой минутой всё сильнее убеждаюсь: рухнул не наш мир, а театральные декорации. И дышать я не могла из-за средневекового платья, сдавившего мою грудь.
Может, нам с Пашей и нужна была эта встряска, иначе бы прожили до старости, отметили бы полвека вместе, да так друг друга бы и не узнали по-настоящему, прячась в долбаных декорациях «правильной успешной» жизни.
Хм, так я, чего доброго, Тамиле спасибо скажу.
Хрен ей!
— Ты серьезно? — прошептала Тамила после, кажется, минутной паузы. Плачет тихо.
— А ты как думаешь?
— Я тебя люблю!
— А мне похуй. Разлюби. Люби дальше. Только отъебись уже, иначе…
— Я поняла. Поняла, ясно? Устраняюсь! — прошипела девчонка. — И живи как хочешь, и с кем хочешь! Сам потом локти кусать будешь, вот только поздно будет! А за твои угрозы Бог тебя накажет!
В динамике раздался скрип. Кто-то встал со стула, кажется.
— Бог, если он есть, уже меня наказал. Тамила, я был слишком терпелив, но это было моё последнее предупреждение. Больше разговоров не будет. Полезешь — пожалеешь, и сильно. Дальше ужинай одна, мне пора.
Паша вышел из ресторана через четыре минуты. Сел в машину. Мы молча переглянулись, на немой вопрос мужа я кивнула — да, я в порядке, нет, я не жалею.
Я завела машину. Паша потянулся к моей руке, сжал ладонь.
— Я тебя люблю, Ася. Как же я тебя люблю!
Обернулась к нему. Улыбаться губами сил нет, но глазами, вроде, получилось.
— И я тебя люблю.
Он сжал мою ладонь в жесте благодарности.
— Ась, хочу, чтобы ты знала: больше тебе не придется быть свидетельницей подобного. Сегодня — последний раз, но я хотел, чтобы ты услышала.
— Я не жалею. Паш, твои слова про «субботник», и эту… «карусель», — поморщилась, — ты просто пугал её, или серьезно говорил?
— Давай закроем тему. Больше не будем говорить о других, — отрезал муж, и я догадалась — в этот раз Паша не шутил.
Надеюсь, Тамила от нас отстанет. Иначе, действительно, пожалеет.
Глава 42
ПАВЕЛ
Курс химии я всё же закончил в «старой» клинике, но уже под наблюдением нового врача. Ася была рядом всё время. Как и дети. Поддерживали меня, шутили, строили планы на будущее, заполняли эфир шумом — иногда осмысленным, иногда бессмысленным, но живым, слегка раздражающим, но… да чёрт бы с ней, с долей усталости от болтовни! Моя семья здесь, со мной, без них я бы не справился.
Без них я не справлялся, а увязал в своей беде в одиночестве. И теперь, когда одиночество позади, когда я снова не один, отходняки начали накрывать запоздало: а если бы я пошёл до конца, предавая? Если бы Ася не пришла? Если бы Глеб и Лика оказались более обиженными на меня?