— Я все понимаю, но…
— И еще… И еще Робби наверняка думал, что я приеду.
Глаза у нее голубые, как две ледышки, и она этим пользуется, под ее ледяным взором я боюсь пошевелиться.
Отвожу взгляд, включаю двигатель и трогаюсь. Лорен сидит неподвижно и смотрит прямо перед собой, только руки на коленях чем-то заняты. У нее дурная привычка колупать заусенцы на ногтях, откусывать и жевать их. Бывает, так увлечется, что раздерет до крови. Приходится втирать мазь календулы, но не всегда получается, чаще всего она не дает к себе притронуться.
— По пути заедем в супермаркет и купим для Робби что-нибудь вкусненькое, все, что он любит. — Искоса бросаю на нее взгляд: сидит неподвижно, виден только профиль. — Как тебе эта идея?
— А где Марк?
— Спит. У нас дома.
— Может, лучше сразу поехать в больницу и забрать Робби?
— Я звонила туда. Он хорошо выспался, проспал всю ночь, недавно встал. Его все равно не выпустят раньше полудня.
— А папе сказала?
— Да. Когда я вчера уходила из больницы, он был уже там.
— Робби с ним говорил?
— Не знаю. — Я поворачиваю к стоянке супермаркета, торможу перед «лежачим полицейским». — Он казался еще слишком слабым.
— Не надо было звонить папе. — Теперь она смотрит на меня. — Не надо говорить ему ничего из того, что касается меня или Робби.
— Но как же, я должна. Он как-никак ваш отец. Имеет право все знать.
— Он бросил нас. У него не должно быть никаких прав.
— Вас с Робби он не бросал. Он бросил меня.
— Это все чушь собачья! Родители всегда так говорят, чтобы успокоить детей. Как трогательно!
Она выходит из машины, я тоже. Этот разговор мы заводим не в первый раз, и дочь всякий раз садится на свой конек: «Он отказался от всех нас, он бросил всю семью». В прошлом году, когда Фил сказал, что будет жить отдельно, Лорен была так потрясена, что сначала не поверила.
— Но мы же такая дружная семья. Как ты можешь взять и уехать от нас? — твердила она, хвостом таскаясь за ним из комнаты в комнату, пока он собирал вещи. — Ты совершаешь ошибку, папочка. Все это неправильно.
Он старался, как мог, уговаривал ее, пытался что-то объяснить, но в конце концов уехал, безжалостно поправ безграничное доверие этой девчушки.
— Как папа мог нас бросить? Не понимаю! — билась она. — Надо вернуть его. Что сделать, чтобы он вернулся?
Она повторяла это изо дня в день, но со временем пришлось смириться. Лорен перестала кричать и плакать, перестала упрашивать меня сделать что-нибудь, лишь бы возвратить отца. Она твердо усвоила, что он ее предал. Мы с ним оба ее предали.
— Он только делает вид, что заботится о нас с Робби, — говорит она, шагая за мной в магазин. — А на самом деле заботится только о себе и об этой безмозглой сучке Эрике.
— Лорен, прошу тебя, не употребляй таких слов.
— Да боже мой, мама! — топает она ногой. — Совсем не на то ты обращаешь внимание! Какая же ты глупая!
— Послушай, с меня хватит! — Я останавливаюсь и прикладываю руку к груди, чтобы успокоиться. — Мне и без того досталось в эти выходные, а тут еще ты. Грубишь собственной матери!
Пару секунд она стоит молча, потом бледнеет, смотрит на меня виновато:
— Прости меня, мама.
Бросается ко мне, обнимает так крепко, что не оторвать. И начинает плакать — молча, слезы текут в три ручья.
— Послушай, доченька… — Я отдираю ее от себя, чтобы заглянуть в глаза. — Я понимаю, тебе не сладко, но знай, папа любит тебя, очень любит. Ты сама представить не можешь, как он тебя любит.
— Да наплевать мне на папу, — глубоко вздыхает она. — У меня есть только ты и Робби.
— А у нас с Робби есть ты. — Я целую ее в лоб. — И у нас все хорошо, — делаю попытку засмеяться. — Могло быть еще лучше, особенно у твоего братишки, но дело поправимое, надо только прикупить побольше вкусного.
Она поднимает голову и заглядывает мне в глаза:
— А ему сколько можно?
— Сколько влезет.
— И никаких ограничений?
— Никаких.
— Круто! — Лорен рукавом вытирает слезы, хватает тележку, разгоняется и прыгает на нее. — Купим мороженое с карамельной крошкой, чипсы-тортилья и разные соусы. Ах да, и рулетики с креветками, и бисквит с малиной.
Я только успеваю кивать, и минут через десять тележка наша полным-полнехонька, лакомств обоим хватит на месяц. Когда рассчитываюсь с кассиршей, дочь заглядывает мне в лицо. Догадываюсь, что прикидывает, можем ли мы все это себе позволить, и, одарив ее уверенной улыбкой, я, как волшебной палочкой, взмахиваю кредитной картой.
Дело, увы, в том, что полгода назад Лорен случайно подслушала разговор. Тогда мы с Филом продали наш общий дом и делили вырученную сумму. Свою долю он решил потратить на покупку жилья вместе с Эрикой, а я взяла ипотечный кредит и купила для нас с детьми дом, гораздо меньше, конечно, но вполне удобный для работы и учебы. Хотя зарабатываю я прилично, с выплатой по кредиту и расходами на переезд и обстановку от получки у меня почти ничего не оставалось. И как-то Фил попенял мне, мол, перестала покупать детям натуральную, экологически чистую еду, а я без обиняков объяснила ему, в чем причина. Этот разговор и подслушала Лорен, и с тех пор всегда беспокоилась насчет денег.