— И у Робби нет никаких других контактов с центром?
— Никаких.
— Хорошо, — улыбается инспектор нам обоим. — Кажется, узнал от вас все, что нужно. А теперь надо поговорить с Робби.
— А вы будете допрашивать молодых людей, которые были с ним в тот вечер? — интересуется Фил.
— Обязательно. Робби назовет их всех, и мы поговорим с каждым.
— Сейчас позову его, — поднимаюсь я.
Открываю дверь, подхожу к лестнице и зову Робби… Слава богу, ушла из гостиной, а то ведь чуть не набросилась на Фила. Не помню, когда он стал говорить со мной таким нарочито терпеливым тоном, будто я его пациентка, этот его тон для меня, что быку красная тряпка. Жду, когда спустится Робби, и пытаюсь подслушать, о чем говорят в мое отсутствие Фил и О’Рейли. Доносятся отдельные фразы: «Все, что могу», «Ради детей она готова на все», «Мой опыт наблюдений за поведением подростков»… Хочется застонать от бессилия, я едва сдерживаюсь.
— Пошел ты в задницу, Фил, — бормочу я. — Трепло несчастное.
Робби грохочет по ступенькам, успеваю быстро его обнять, и он выскальзывает из моих рук.
— Хочешь, я или папа побудем с тобой?
— Этот О’Рейли говорит же, что ни в чем нас не обвиняет. — Робби останавливается и качает головой. — Справлюсь сам.
— Только говори всю правду, абсолютную правду, хорошо, сынок? — Я беру его за плечи и заглядываю в лицо. — Ты же понимаешь, как важно схватить этого человека, пока он не навредил еще кому-нибудь.
— Мама, мне нечего скрывать. Честно.
Еще раз обнимаю его и отправляю в гостиную. Слышу некоторые фразы. Фил тоже предлагает посидеть рядом во время беседы, но Робби наотрез отказывается. Вижу, как он прислоняется к дверному косяку, складывает руки на груди, поза вызывающая. Не жду, что будет дальше. Через кухню выхожу в садик, направляясь туда, где в самом конце, на площадке, вымощенной местами потрескавшимся и проросшим травой камнем, стоят деревянный стол и четыре стула. За ним, в пятнах солнечных лучей, сидят Арчи с Лейлой, между ними бутылка вина и два бокала.
— Решили наплевать на чай и выпить винца. — Лейла протягивает мне бутылку. — Хочешь глотнуть, что осталось?
— Воздержусь. Пока здесь Фил, надо держать себя в руках. Чуть не размозжила ему голову. Сидит, надувает щеки. Черт бы его побрал!
— А мне он никогда особенно не нравился, — говорит Лейла.
— Лейла! — предостерегающе бормочет Арчи.
— Да, не нравился! — Она берет меня за руку. — Я не говорю, что терпеть его не могла, нет, но всегда считала, что для моей лучшей подруги он недостаточно хорош.
Мы с ней и в самом деле лучшие подруги. Я двигаю стул поближе и кладу усталую голову ей на плечо. Познакомились мы на вечеринке медицинского факультета перед началом учебы, еще в восьмидесятых, когда обеим было по восемнадцать. Стою одна в зале, кругом полно незнакомых людей, от смущения коленки дрожат, не знаю, куда деваться, единственное желание — спрятаться за тяжелыми пыльными бархатными шторами от потолка до пола. Гляжу — смотрит секунды две не отрываясь, потом идет ко мне через весь зал, покрытый дубовым паркетом, проталкивается сквозь толпу орущих студентов. Несет два полных стакана, один протягивает мне, берет за руку.
— Пошли, — говорит она, — покажу тебе кое-что.
Мы поднимаемся по лестнице с резными перилами, покрытой красной ковровой дорожкой, входим в какую-то дверь, дальше снова вверх по холодным бетонным ступеням, узеньким и грязным. Наверху еще одна дверь, на этот раз металлическая, на ней табличка: «Аварийное помещение. Вход запрещен». Не обращая на надпись внимания, она открывает дверь. Последний пролет — и мы на крыше. У меня дыхание перехватывает. Внизу под нами лежит весь город, вид просто захватывающий: Эдинбургский замок, море огней, церковные шпили, Трон Артура [1].
— Красиво, правда? — спрашивает Лейла.
— Потрясающе! — Я смеюсь и, вскинув руки, медленно поворачиваюсь кругом, впитывая красоту панорамы, потом гляжу в темное небо, а на нем мерцают яркие звездочки. — Откуда ты знаешь, как сюда попасть?
— У меня трое старших братьев, и двое здесь учились.
Мы усаживаемся рядышком на кирпичный уступ в основании высокой печной трубы.
— Третий тоже учился на медика, только в Глазго.
— Семейная профессия?
— Мечты наших родителей. — Она лезет в карман платья, выуживает оттуда пачку сигарет и зажигалку. — Они у нас из Пакистана.
— Вы недавно сюда переехали?
— Нет-нет! — смеется она.
Смех низкий, гортанный, с хрипотцой, прямо как у взрослой женщины. Я даже не ожидала.
1
Так называется один из семи холмов, на которых лежит Эдинбург. Высота 251 м. —