— Садись!
Дорофей кивнул, открыл заднюю дверь и увидел парня менее внушительного телосложения и более располагающей внешности. Но металлический блеск в его глазах не позволял расслабиться.
— Ты же здесь в авторитете, — кивком показав за окно, с кривой усмешкой сказал парень. — А ведешь себя, как будто в штаны наделал. Присаживайся.
Дорофей с опаской подсел к нему.
— Дверь закрывай. Или очко играет?
Дорофей закрыл дверь, повернулся к парню и посмотрел ему в лицо, давая понять, что ничуть не боится его.
— Какой-то ты шугливый, Дорофей… Или осторожный?
— Осторожный.
— Ну, если трубу взломать не побоялся…
— Трубу?! На тридцать восьмом километре?!
— Не побоялся же.
— Да это не я!
— А менты на тебя думают.
— Нет у них доказательств.
— Но ведь думают… И народ думает… Может, потому Герасова и заявление забрала. Если ты в газопровод врезался, то ты и в нее врежешься…
— Кто вы такие?
— Твоя крыша.
— Кто?!
— Ты крутой, а мы еще круче. Поэтому можем делать тебе крышу. И помогать тебе во всем. С Герасовой поговорили, начальнику вашему занесли… Говорят, ты уже всех тут, в поселке, построил?
— Ну, есть движение, — не удержался от бахвальства Дорофей.
— Вот и хорошо, двигайся дальше… Сколько ты там с комбината собирался снимать?
— Я собирался снимать?.. Нисколько!
Дорофей вспомнил, как всю ночь и все утро полз по лесу к дороге. Змеей извивался, связанный по руками и ногам, но полз. Причем на животе, с выжженной в нем язвой. Но это страшное прошлое в любой момент могло стать таким же кошмарным настоящим. Если он имеет дело с теми же самыми людьми, которые устроили бойню в шашлычной. Может, они устроили ему проверку на вшивость?
— Это ты хитро придумал, через телку снимать, — одобрительно кивнул парень. — Ты этот козырь не выбрасывай, пусть будет. Шустов местную девчонку обидел, он должен ответить за свой кобелиный беспредел…
— Я не знаю, кто ты такой.
— Зови меня Хруст. Я из города. И мы против Москвы, которая пытается установить здесь порядок.
— А если ты за Москву?
— Ты будешь делать то, что я скажу, — жестко отрезал Хруст. — Или тебя снова закроют. А в Алтанайском СИЗО узнают, как тебя в зоне петушили…
— Не петушили! — встрепенулся Дорофей.
От сильной встряски в душе, казалось, перевернулся ушат с ледяной водой.
— Не важно, что было, важно, как скажут уважаемые люди.
— Не было ничего!..
— Знаю, что не было. Иначе бы мы на тебя не поставили. А мы даем тебе шанс выбиться в люди. И взять комбинат под свой контроль… Думаю, пятьдесят штук в месяц будет мало. Проси двести!
— А они потянут?
— Все зависит от того, захотят они тянуть или нет. Если ты будешь вести себя как король, они захотят, если нет… Ну ты понял.
— Ну, я-то могу как король…
— Вот и хорошо. Только давай договоримся, что каждый свой шаг ты будешь обсасывать с нами. Чтобы не сосать потом чужую лапу… Ты меня понял?
Дорофей кивнул. Да, он понял, что ввязывается в какую-то большую игру против комбината. В игру, где для него, возможно, отведена роль жертвенной пешки. Но вдруг ему повезет? Вдруг его пешка сможет стать ферзем? Вот тогда он заживет!..
Рабочий день закончился, пора на отдых. Дорога тянулась, петляя, через горы, вдоль русла бурной реки. Пейзаж за окном чудный, но на душе неспокойно. Олег помнил, как однажды уже попал в засаду на этом пути. С ним сейчас куда более солидная охрана — шесть человек, все с оружием. Да у него у самого пистолет, если вдруг что, будет отстреливаться.
А «если вдруг» может приключиться в любой момент. Алтанайск с его окрестностями — проклятое место. Куда ни кинь, всюду клин. С Любой кинул, нарвался на отморозков, думал с Жанной поразвлечься, а она сама оказалась бабой с яйцами. Характер у нее — жесть, а как бьет… И зачем он только ляпнул про первую и последнюю ночь?..
Если Жанна действительно дочь Ставцова, то с ней лучше не шутить. Олег никому не сказал, с кем именно провел ночь в гостинице, но запрос на Жанну сделал. И получил ответ.
Жанна действительно дочь своего отца, криминально-авторитетного банкира по кличке Ставр. И баба она бывалая. Когда отец лежал в больнице с простреленной головой, она вела его дела. На пару со своим ныне покойным мужем. Да и сейчас она участвует в делах отца не менее активно.
И еще у нее вздорный характер. Ставру не раз приходилось вытаскивать дочь из милиции, куда она попадала за драку. Олега эта информация ничуть не удивила. Жанна действительно непростая штучка. Хотя и подала себя как женщина, не обремененная высокой моралью. И в постель к малознакомому парню она легла без страха и упрека, как будто каждый день этим занималась. Но вряд ли это для нее привычное дело. Во всяком случае, она не хотела, чтобы ее узнали в гостинице, поэтому и надела парик. И Олегу сделала предупреждение, чтобы ни одна душа не прознала. А легла с ним только потому, что он неместный… И зачем он только сказал про первую и последнюю ночь? Она же собиралась бросить его, а он взял да ляпнул. А женская обида — как пчелиное жало. Все уже забудется, сама история со своим полосатым брюшком издохнет, как та пчела, а жало, если прикоснешься, ужалит… А еще женская обида может быть змеей, которая сама подкрадывается к жертве и жалит насмерть.