III. В ПРЕДДВЕРИИ ГРЕЗ
Номер первый. Код – 111. Классификация: обычный день, реален-реален, последовательно. Здесь обыгрывается классическая петля времени, никаких дополнительных смыслов. Самый очевидный вариант. Своей простотой мне он и нравится. Конечность циклов – не определена. Порядок прямой и обратный.
Круг первый. Смирение
Ход времени – штука весьма условная, и главное условие – это восприятие, точка зрения. И если природа или же некий высший замысел ограничили нас, позволив ощущать время лишь линейно, то мы, по крайней мере, развили способность к прогнозированию и научились ретроспективному мышлению. Да, мы все еще воспринимаем время как прямую, но можем мыслить в обе ее стороны.
Скорый поезд прибыл на станцию “Сумеречье” в пять часов двадцать минут пополудни. Через минуту в последний вагон зашли двое в дорожных плащах. Один из новоявленных пассажиров – в сером плаще – прихрамывал и что-то с отвращением жевал. Другой – в черном плаще – был чуть повыше своего спутника, брит наголо и имел довольно болезненный вид, будто не спал уже несколько суток подряд. Вдруг, усмехнувшись какой-то своей мысли, он остановился и достал из глубокого кармана странного вида таблетку – небольшую и лиловую. Приняв лекарство, Черный двинулся дальше по коридору, пройдя мимо бездомного пса, зачем-то заскочившего в вагон, и зашел в купе, где Серый уже раскуривал трубку, протянув свои длинные ноги в проход. Черный закрыл дверь и сел напротив. Три минуты прошли в молчании, и купе уже начало наполняться вонючим дымом. Когда поезд тронулся, оба достали из внутренних карманов плащей сложенные вдвое листы бумаги, исчерканные чьим-то ужасным почерком, разгладили их и погрузились в чтение. Пробежав глазами несколько абзацев текста, Серый кивнул попутчику, прокашлялся и начал читать вслух.
– Места мало, так что буду краток и тебе того же советую.
– А где мы?
– Да, в общем-то, нигде. Мы – абстракции, тени на стене, призванные одним лишь своим присутствием оправдать то, что собираемся озвучить. Стыдливый фиговый листок, карнавальная маска, чужое имя, отстраненность и доспехи бога.
– Разве богу нужны доспехи?
– В монотеизме – нет, не нужны, конечно. Но тут другой случай.
– Ладно. А что это такое? Какой-то сценарий, что ли…
– Похоже на то. Я же говорю, мы – отстраненность. Холодная, черствая и безопасная.
– Что ж, тогда приступим.
– Так почему ты думаешь, что это кому-нибудь нужно? Только из-за откровенного характера графомании тебя надо выслушать, понять и помочь, так что ли? Сколько раз все доказывало уже свое равнодушие к сколь угодно сильным чувствам, как много ты уже получил подсказок и намеков на то, что вселенная пуста, безразлична, непознаваема и чужда справедливости, а тебе все кажется, что чем хуже кому-то, тем больше ему должно за это воздаться. Нет, не должно. Страшно посмотреть правде в глаза и признаться, что мы все – обреченные куски мяса, нарезаемые в фарш собой же, идеальным пыточным инструментом? Тебе жутко поверить, что все ровным счетом ничего не значит, тебе ужасно хочется думать, что ты уникален в этих страхах, кошмарно представить, что это не так, чудовищно – понимать, насколько же твои чувства и мысли избиты. А что, если все живут с этими тоской и ужасом, и только ты не можешь удержать их в себе, потому что ты – самый трусливый, тупой и слабый человек на свете? Что, если ты запутался уже достаточно, чтобы не понимать разницы между чем угодно очевидным для других, не можешь адекватно оценить себя и свои мысли, поступки, и, словно слепец, идешь по пустыне, воображая каждый шаг – шагом по краю пропасти, а свой неровный путь в зыбучих песках – героическим поиском смысла у самых пределов познаваемого? Это жалко и мерзко – такая презренная неспособность принять свою ограниченность, нежелание вместо побега от бессмысленной пустоты себя самого и выдачи бездарного беспорядка в голове за сложные концепции попытаться жить в заданных границах. Ей богу, не понимаю, что такого плохого в том, чтобы быть как все?