Прекрасное объяснение. Лучшего не придумать. Да и не хочется в этот поздний час отвергать простые и понятные объяснения.
Но откуда девочка знает его имя?
Может быть видела в больнице? Доводилось порой поддежуривать в детских отделениях. Запомнила пигалица лицо и имя, а потом, случайно попав в квартиру, приняла случайность как должное... Дьявол, сплошные домыслы...
-- Тэль, -- как можно ласковее сказал Виктор. -- Я должен сейчас позвонить твоим родителям... хм.
Он покосился на телефон. Тот, правда, уже не дымился, но...
-- Тэль, я выйду, внизу есть таксофон, -- сказал Виктор.
Девочка улыбнулась.
-- Тебе некуда звонить.
-- У твоих нет телефона? -- сообразил Виктор.
Было уже заполночь. Веселенькое дело!
-- Вставай, -- сказал он наконец. -- С тобой ничего страшного не случилось. Я сам отвезу тебя домой.
Тэль словно ждала разрешения. Немедленно села, оправила свитерок, сложила руки на коленях. Аккуратная примерная девочка. И не скажешь, что в голове свищет ветерок.
-- Ко мне на такси не доедешь, Виктор, -- сообщила она. По деловому, без всякой насмешки или вызова. Напротив, с благодарностью, словно предложение ей очень польстило.
-- И что же тогда делать?
В глубине души Виктор надеялся, что дев 1000 очка встанет и уйдет. Сама. И пешком. Нет, конечно, это было бы не слишком правильно -отпускать ребенка, да еще раненного, в ночь.
Но где-то в глубине души ворочался холодок предчувствия. И говорил он одно: если девочка сейчас не уйдет -- из его квартиры и из его жизни, то будет плохо. Очень плохо.
Почему только эти сволочные предчувствия такие однобокие? А что произойдет, если он сейчас выставит девчонку за дверь? Станет лучше?
Тэль смотрела ему в глаза.
-- Мы ляжем спать, -- сказала она с подкупающей простотой. Подумала, и уточнила: -- Я маленькая, мы на тахте поместимся. А утром пойдем ко мне.
Вот теперь Виктора проняло окончательно.
-- Так, -- сказал он. Взял девочку за плечо, поднял с тахты. Молча поволок в прихожую. В голове сразу возникла целая куча неприятностей, которые крылись за предложением Тэль. То ли вычитанные в газетах, то ли мгновенно придуманные гнусности. Самым безобидным было пробуждение в обчищенной квартире... да что у него воровать-то? Далее следовали небритые граждане кавказской национальности, включенные утюги, сроки за растление малолетних и прочие радости бульварных газет.
-- Виктор! -- девочка внезапно вывернулась из его рук. Прижалась к стене, под злополучным электрощитом.
-- Выметайся, живо! -- Виктор пытался говорить зло и убедительно, но получалось это плохо. Ну не походила эта девочка на пособницу какой-то грязной аферы! Никак не походила! Да и в словах ее, похоже, не было ничего, кроме предложения уснуть на одной кровати. -- Выметайся!
-- Почему? -- совсем растерянно спросила девочка.
-- Почему, говоришь? -- Виктор указал взглядом на пол. Конечно, nqmnbm` лужа была в подъезде, но и здесь хватало бурых пятен. -- Это не твоя кровь! Ты бы так не прыгала, Тэль... или как там тебя!
-- Не только моя, -- легко согласилась девочка. -- Я отбивалась.
Час от часу не легче! Может быть на лестнице этажом ниже валяется труп?
-- Он ушел. А мне было не до него. Я шла к тебе.
От легкости, с которой Тэль отвечала на незаданные вопросы, делалось неуютно.
-- Почему -- ко мне?!
Виктор уже не рассчитывал на нормальный ответ. Может быть потому его и получил.
-- Наши предки знакомы.
Ох уж этот жаргон! Предки! И все-таки что-то проясняется. Виктор с безумной скоростью прокрутил в голове маминых подружек, и их мельком виденных чад. Смутно вспомнились несколько рыжих девчонок. Надо позвонить маме. Спросить, кто из дочек-внучек ее подруг предпочитает играть с самодельными мечами, а не с куклами и компьютерными приставками... Да. Конечно. Позвонить...
-- Идем в комнату, -- устало сказал Виктор. -- Ладно. Хорошо. Я идиот. Я доверчивый кретин. Не требую объяснений и доказательств. Но скажи, пожалуйста, откуда наши предки знакомы?
Девочка обиженно поморщилась:
-- Они вместе воевали.
-- Что?!
Несколько секунд Виктор потратил, пытаясь представить маму или папу на войне. На какой-нибудь "необъявленной". Маленькая, пухленькая учительница математики в джунглях Вьетнама, или близорукий, в очках с линзами "минус семь" отец в песках Афганистана... Надо же, какая увлекательная версия!
-- Девочка, мои родители не воевали. Нигде и никогда. Честное слово. Их даже в тыл врага с парашютом не сбрасывали.
-- Я не говорила о родителях, -- спокойно возразила Тэль. -Твои бабушка и дед -- воевали.
Виктор осекся на полуслове. Родителей отца он толком и не знал. Рано умерли, и не принято было их вспоминать. Кажется, было что-то такое в их жизни, чем гордиться особо не стоило. А вот бабушка Вера...
В детстве он проводил у нее каждое лето. И тогда, и сейчас баба Вера жила в глухой деревеньке в Рязанской области. Есть такой тип людей, что совершенно не переносят городской жизни. Даже в мамин городишко она выбиралась редко и с неохотой. В Москве, у него, не бывала никогда, хотя здоровье -- т 1000 ьфу-тьфу, позволяло. Была баба Вера высокой, без намека на старческую сгорбленность. С острым взглядом янтарных глаз, с черными и на восьмом десятке лет волосами. А еще в ней было то, что называют "породой". В войну -- настоящую, единственную, которой принято гордиться, была она немногим старше Тэль. Но -- воевала. В партизанском отряде. Маленький Виктор, как водится, в свое время пристал к бабушке с расспросами: "Расскажи, как убивала фашистов!"
И баба Вера рассказала. Да так подробно, что мама, услышавшая от сына восторженный пересказ, первый и последний раз поругалась с бабушкой. Виктор, укрывшись с головой одеялом, перепугано вслушивался в перебранку из соседней комнаты. "Мама, да ты сумасшедшая!" -кричала на бабушку его мать. "Шею резать не с той стороны, где стоишь, да? А то кровью запачкаешься? Ты что ребенку рассказываешь? У него же травма, психическая травма будет!" И голос бабушки, спокойный, ледяной... как у Тэль... как у Тэль! Что-то о лице смерти h цене жизни. Про то, что Виктор не спит, все слышит, и от маминой истерики у него как раз то и может быть психическая травма.