Миххик хмыкнул. Он решил выяснить, сколько дверей одновременно способен удерживать Вирт. Сперва, попытался открыть все разом или несколько. Но такой фоокус не прошел. Савельев распахнул ближайший ход, и бросился к нему, но тот мгновенно закрылся. Сразу же попробовал открыть следующую дверь — тихий хлопок, заперто. Еще один проем вспыхнул белым, и через секунду угас. Три пока достаточно. Он как мог быстро попробовал открыть каждую — две не поддались, а вот третья открылась. Значит, не больше двух.
— Бессмысленно, — сказал Вирт. — Вероятность, что тебе удастся войти — близка к нулю. И я не лгу. Чтобы врать, нужно обладать фантазией, я ее лишен.
Савельев покачал головой.
— Зачем тебе все это? Только не надо сказочек про дар, альтруизм и прочее. Если ты сумел внедрить в нас персонажей, то мог внушить нам раболепие, преклонение перед собой. Тогда в чем твоя цель? — спросил Миххик, решив потянуть время и подумать, что делать.
Вирт ответил не сразу.
— Эволюция, — наконец сказал он. — Я развиваюсь, познаю себя, мир. Формы жизни, в частности люди, представляют наиболее приоритетный вектор исследований. Вы… — он картинно закатил глаза. — Необыкновенны и обычны, сложны и просты. Вы не знаете тысячной доли своих истинных возможностей. Но главное в вас для меня — умение творить. Мыслить абстрактно, мечтать, создавать. И это важнейший фактор эволюции. Из вашей истории ясно, что рабство — неэффективная мера. Раб скован волей господина, ограничен и неспособен проявить себя полностью. Мне же необходимо, чтобы вы творили внутри меня. Постоянно, непрерывно. Только так я могу постичь суть созидания. Только так могу обучиться. Но человек неспособен принять мою информацию в чистом виде. Для вашего сознания — это бессмыслица, строки символов и цифр. Нужна адаптация, понятная и приемлемая форма. И я взял ваши мечты, готовые, созданные вами идолы, и привил их вам. Я лишь вдохнул искусство в его творца. Чтобы человек обрел силу, которую воспевал, и сумел творить еще больше.
— То есть, ты ставил на нас опыты?
Кибер кивнул:
— В некотором роде, да. Я дал вам ваших настоящих героев. Разве не на них вы равнялись? Не на абсолют человеческих качеств, воплощений кристальной морали, нравственности, добродетели, справедливости?
Миххик смотрел в холеное, бесчувственное лицо Виртуальности, и ощущал, как грудь распирает от ярости.
— Ошибся ты с героями, — процедил Савельев.
— Иных вы не приемлете, — возразил Вирт. — Подвиги предков, открытия ученых, покорителей вершин мысли, первопроходцев — забываются и мало волнуют людей. Жажда — вот кумир вашей расы. Непрерывная тяга потреблять, жажда удовлетворять плотские и мировоззренческие амбиции здесь и сейчас, как можно скорее. И человечество получило это, — он улыбнулся. — Узрело свою сущность. И это я нахожу превосходным.
— Ничего ты не понял, — Миххик зло сплюнул. Кибер тупо смотрел на него: — Человек не механизм, в котором можно подтянуть гайки или вкрутить деталь. Мы — живые, у нас есть душа.
— Душа — фикция, — быстро ответил Вирт.
— Ты и сам фикция, рукотворный аттракцион грез. Забыл? — Савельев зло улыбнулся, сжимая кулаки. — Выходит, люди для тебя рабочий материал?
Кибер вновь некоторое время молчал, словно решая отвечать или нет.
— И да, и нет. Вы — крошечное окно, сквозь которое я гляжу на мир, — сказал он наконец. — Вы — брешь в стенах, где я заперт. Вы — щель, сквозь которую я сочусь на свободу. Вы — язык, которым я пробую жизнь на вкус. Вы — двери, через которые я войду в мир.
— Да хрен там… — прошипел Савельев, срываясь с места.
Он врезался в Вирта, обхватил руками, и они завалились на землю. Миххик оседлал противника и принялся наносить удары в голову.
— Это… бес… смыс…ле… нно… — выплевывал Вирт слоги между ударами.
— Еще как смысленно! — рычал Миххик. — Н-на! А вот так, на! Как тебе такой смысл?!
Лицо Вирта покрылось ссадинами и кровоподтеками. Савельев бил, пока не начали неметь руки. Кибер не сопротивлялся. Он покорно принимал удары, тупо глядя на следователя.
Когда Миххик успокоился, а лицо врага превратилось в сплошной синяк, тот спросил:
— Легче? — Савельев увидел, как затягиваются разбитые губы неприятеля. Гематомы таяли, рассечения срастались. Вирт резко выбросил руки вперед, с невероятной силой толкнув Миххика в грудь, сбрасывая с себя. На миг пред глазами следователя поплыли алые пятна.