Пройдя мимо площади Просвещения, где, несмотря на полуденную жару, рабочие колотили помост для виселицы, девушка остановилась у бухты конопляной верви. «Многовато для одного, — подумала Юстина. — Похоже, Сар-город скоро значительно потеряет в числе своих постоянных жителей». Для людей посторонних наказание обычно сводится к изгнанию в пустоши южнее Биндона.
Трудно решить какое из наказаний вернее. Бракованная веревка может оборваться — такое случалось не раз и не два, и тогда, при повторном рассмотрении дела преступника могут оправдать. Если обнаружатся дополнительные материалы или свидетели, что тоже случалось. Почему брак выявился в такой ответственный момент — это предмет отдельных разбирательств. А вот от пустынного червя не убежишь при всем желании, если только в кратчайшие сроки не вырастишь пару крепких крыл, которые тут же сожжет солнце.
Проулком вышла на Дубовую улицу. В этом пропыленном городе почему-то считалось особым шиком давать улицам и закоулкам имена растений. Была тут Васильковая и Кленовая, даже для Липовой и Ивовой место нашлось. Хотя, по мнению девушки, здесь больше подошли бы названия Кактусовая, или Терновая. Кора на чахлых, высаженных редкой цепью и напрочь лишенных листьев, стволах основательно обуглилась; высохшие корявые ветви тянулись к земле.
Едва не сбив с ног, пронесся вихрем взмокший мальчишка-посыльный со свертком в руке. Не все послания влезали в проложенные на верхних уровнях катакомб пневмотрубы. Кое-что приходилось отправлять старым, зарекомендовавшим себя методом.
Мимо водонапорной башни, грандиозного цилиндрического сооружения приподнятого над крышами домов, она прошла до всхолмья, на котором разместилась парковая зона. Деревья здесь росли гуще, но также были лишены растительности. Сносно чувствовал себя лишь разросшийся сверх меры терновник. При желании здесь все же можно было найти тень, что Юстина и сделала, заняв лавочку под раскидистым вязом на вершине холма. Город отсюда был виден как на ладони, но прежде всего ее интересовало имение Фибуса Лориани по прозвищу «Выворотень».
Двухэтажный особняк Хозяина подворотен расположился на окраине города, на улице сплошь утыканной домами людей приближенных к власти. Через квартал от него раскинулось владение Прокурора, граничащего с высокой замковой стеной городского Головы. Через дорогу теснились дома церковников — их окна большей частью выходили на пирамидоподобный Храм, на котором уже начинали звенеть колокола, оповещая граждан о том, что лик неправедного бога перевалил через высшую точку своего извечного пути и день пошел на убыль.
Молва о Выворотне, если не врали доносчики, ходила самая противоречивая. Одни утверждали, что человек он требовательный и жестокий, скорый на расправу с людьми, намеренно его обманывающими. Другие намекали на его беспримерную щедрость и быстрое продвижение по карьерной лестнице присягнувших на верность ему. Впрочем, с лестницы почета, неожиданно взлетевшие на нее, иногда также быстро скатывались в пропасть, стоило им совершить промашку.
Несмотря на поставленные условия, маленькая империя уверенно расширялась, упрочняя в обществе положение Хозяина подворотен. Еще несколько лет и, если не допустит роковой ошибки, Выворотень сможет разговаривать со всем Разделенным миром от имени Сар-города. Без оглядки на церковников и городскую управу. А затем и ставить условия при решении жизненно важных вопросов.
Был еще Кариссай, давний партнер и соперник, но с ним, как говорила Мама, вопрос постепенно решался. Рано или поздно он должен был превратиться в верного вассала Выворотня или скоропостижно исчезнуть, бесследно исчезнув в ночи. Юстине было все равно, но иногда она ловила себя на мысли, что второй вариант устроит ее гораздо больше, чем первый. Внутри полированного деревянного ящика проклятый старикашка должен смотреться просто шикарно.
За время, пока она отдыхала в тени подсохшего вяза, ее не минуло ни единой живой души. На улицу никого сейчас из-под палки не выгонишь. Даже посыльные и мастеровые без крайней на то нужды старались не казать лишний раз носа наружу. Выбирали работу на дому, куда не проникали губительные лучи дневного светила.
Только самые отчаянные и подневольные — вроде тех работяг, что сооружали на площади Просвещения виселицу, вынуждены были проводить день на солнцепеке.
Спустившись с холма, Юстина направилась к дому Лориани. Пешком. Она могла бы арендовать лошадь для прогулок или нанять паровую коляску — все связанные с работой расходы за пределами Чулушты, как и полный пансион в гостинице, где она снимала комнату, оплачивала Мама; но предпочла проделать этот путь на своих двоих. За время прошлого своего визита она не успела обстоятельно изучить город и сейчас восполняла упущенное.
Она не знала, зачем Выворотню понадобились услуги дочерей Тысячеглавой, но одно она понимала абсолютно точно — случилось нечто из ряда вон, раз он нашел силы наступить на горло собственному страху и гордости, забыв обоюдные обиды и ущерб, какой понес сам, когда погибли сестры в прошлое свое появление в Сар-городе. Решил отыграться в другой раз?
Через полчаса топтания булыжной мостовой девушка оказалась у деревянных окованных металлом по углам ворот. Ее поднятой руки не хватило бы, чтобы достать до верха, где начинался частокол из устремленных в небо метровых железных пик.
Отстучала тяжелым кольцом о выщербленную древесину. Услышала грозное:
— Кого нелегкая принесла?!
— Открывай, у меня встреча назначена, — ответила она, ничуть не смутившись.
— Предъяви приглашение хозяина.
Открылось узкое смотровое окно, и на Юстину уставился внимательный черный глаз обрамленный сетью глубоких морщин. Один. Другой был скрыт под тугой матерчатой повязкой.
— Больно жарко у вас тут, чтобы ношу лишнюю с собой таскать, — сказала она. — Оповести о приходе Юстины Эбберг.
— Хозяину не до уличных попрошаек сейчас. Вечером приходи, если за наймом явился, да только что ты ему, малолетка, предложить можешь? Он к мальчикам равнодушен, — усмехнулся привратник. — Попытай счастья в одном из домов терпимости — они любят таких… с милыми личиками.
— С глазом не жаль расставаться было? А то ведь можно и второй невзначай потерять… — сказала Юстина, скептически осматривая забор. Там пики были установлены не так часто, но из прорех между ними выглядывала колючая проволока. Если взять разбег и опереться ногой вот сюда, а другой оттолкнуться от основания, то она могла бы попробовать перескочить преграду… Только заниматься руко- и ногомашеством сейчас не входило в ее планы. Не для того Мама посылала свою избранную дочь, чтобы она свободно, средь бела дня, демонстрировала запретное искусство.
— Шел бы ты отсюда, парень, коль здоровье дорого, — посоветовали со стороны двора. — Пока я добр, да еще прошу по-хорошему… — голос одноглазого заметно почерствел. Попала в точку — достало его упоминание об уродстве. — Тебе, шалопай, два раза повторять надо? Бегаешь-то хорошо? А то моя свора изголодалась уже… — натужно рассмеялись из-за воротины.
Короткая прическа и привычка к мужским нарядам вновь сыграли с Юстиной злую шутку: ее нередко путали с молодыми людьми.
Быстро глянув по сторонам, не идет ли случайный прохожий, девушка склонила на бок голову:
— Жалкая ночная тварь, — процедила она сквозь зубы, — ты хуже двухвостки. Только и можешь, что из укрытия вякать, да ноги господину лизать.
— Хо-хо! Норовистый, как погляжу, — выдохнул привратник, искренне и немного удивленно — ничем его не проймешь… — Вопреки ожиданию подался ближе. — Да я тебя лично на кусочки разделывать бу…
Попытался отпрянуть, когда девушка без замаха сунула руку в смотровое окно. Скрипнула белая блуза, разрываясь о зазубренную медную окантовку. Удар кулаком пришелся в переносицу, одноглазый охнул от неожиданности, потерял равновесие.
Крепко ухватив его за грудки, Юстина уперлась ногой в иссеченное песком дерево и коротко дернула на себя.