Колька заглянул в конец. Он уже читал эту книгу, но тянуло перечитывать снова и снова…
Звонок телефона раздался из коридора снизу. Шёпотом ругнувшись, Колька соскочил с кровати и выбежал, скатился по лестнице на непрекращающийся настырный трезвон. Схватил трубку:
— Да?!
Звонил Живко Коробов, командир "Теней".
— Сожгли гостиницу на северо-западной подъездной дороге, — сообщил он. — Колька, в смысле, Райко, сейчас там. И десять минут назад стреляли в Сашку Герасимова.
— Где? — деловито спросил Колька.
— А прямо у штаба пальнули. Из кустов, с другой стороны. Шлем разворотило слева, а сам цел, только контузило. И ещё — Славян велел передать, что везде распространяют письма с угрозами всем, кто, дескать, помогает предателю Бахуреву в предательстве нашей республики Империи. Массово. Взрослым, детям, вообще всем, кому нравится его власть. Как на бумаге-то не разорятся, сволочи…
— Ясно, — Колька покусал уголок губы. — Спасибо за сведения.
— Что думаешь делать-то? — после короткого напряжённого молчания в трубке спросил Живко. — Поделись, мы ж, всё-таки, к тебе прикомандированы вроде. А ты ни мычишь, ни тел…
— Решим, — туманно ответил Колька, перебил Живко. — Ну, пока…
Он вернулся в комнату и первым делом убрал книжку. Потом — в такой же задумчивости — спустился за почтой, достал из ящика серый конверт. Без марок, адресов, штемпелей. Просто конверт, явно брошенный вручную. Колька усмехнулся, пощупал его, открыл — прямо у ящика. Вытряхнул на дорожку рыхлый сероватый кусок плохого картона. Нагнулся, перевернул носком.
На фоне разлапистой перевёрнутой звезды чернела надпись:
ТЫ ПРИГОВОРЁН К СМЕРТИ, ГАД.
БЕРЕГИСЬ!
Посвистывая сквозь зубы, Колька задумчиво смотрел на картонку. Потом — наступил на неё. С брезгливой яростью, словно на ядовитого паука. И вскинул голову зло, услышав от калитки:
— Николай!
Но злость Кольки тут же сменилась смущённой радостью. За калиткой стоял и улыбался Родион Петрович Жалнин. Учитель рисования смотрел на юношу.
— Родион Петрович! — вырвалось у Кольки. Он на миг снова ощутил себя совсем маленьким и очень обиженным — потому что старшие ребята посмеялись над его рисунками, которые он им так наивно показал… и в этот момент, когда он, тихо всхлипывая, раздумывал: разорвать рисунки или просто забыть про них навсегда — над его головой послышался заинтересованный мужской голос: "А можно посмотреть?" — Вы вернулись?!
— Как видишь, — развёл руками учитель. — И очень рад, что и ты, как оказалось, вернулся. Впустишь?
— Да, конечно… — Колька смутился. — Только у меня… мне надо кое с кем встретиться…
— Ну — ничего, — Родион Петрович кивнул. — Поговорим по дороге.
— А… о чём? — осторожно спросил Колька, спускаясь с крыльца. У него зачесались пятки, он ждал ответа, как приговора, потому что такого не могло быть, в общем-то… Жалнин усмехнулся.
— О Дне Солнца (1.). Я предполагаю именно к этому дню организовать твою выставку, раз уж ты так удачно вернулся. Нужно кое-что подготовить, ну и твои работы привести в порядок, отобрать самые достойные… Да ты, говорят, привёз много новых?
1. День Солнца — 22 сентября. В этот день на исходе пятого года Безвременья впервые ненадолго проглянуло Солнце.
— А… где выставка? — Колька, закрывая калитку, не удержался, задал этот вопрос. — Ну, в смысле — будет?
Жалнин, смерив его взглядом, заметил:
— Да… на плечо руку тебе уже не положишь. А выставка — в президентской галерее. Где же ещё? Вот обо всём этом и поговорим, вчерне, так сказать. Пошли?
7.
Если бы совещание проходило в Империи — пионеры собрались бы скорей всего в молодёжном центре. Их там уже начали строить массово. Но в Семиречье подобные проекты существовали ещё только на бумаге, поэтому встреча состоялась в… Третьей пионерской столовой. Это была вотчина Лерки. Как правило, тут кормили бездомных и полубездомных детей, взамен чего они должны были содержать столовую в порядке и вообще заниматься тут хозработами, но в последние полгода проблема эта резко ослабла, хотя и не исчезла совсем — и столовая слегка перестроилась на обслуживание "учащейся и рабочей молодёжи" вообще, и пионеров — в первую голову. Тут всегда были отличные продукты и очень высокое качество готовки, хотя набор блюд отличался крайней скромностью; главным поставщиком продуктов был знаменитый в Семиречье кооператив "Колос".
В городе как раз заканчивался августовский слёт пионеров республики — и поэтому присутствовали представители всех пионерских отрядов Семиречья (больше двадцати), то есть — весь состав совета дружины, а вдобавок работала селекторная связь с Великим Новгородом, где у микрофона находился сам Мирослав Волк (1.). Колька "Ветерок" Стрелков явился тоже, вызвав своим появлением волну приветствий и саркастических замечаний. Он с порога заявил, что не пришёл бы, если бы его не позвали Элли Харзина и Славка Муромцев — откликом было многозначительное: "Оооооооо!!!" — прокатившееся по помещению.
1. Мирослав Николаевич Волк (6 г. Серых Войн — 1 г. Экспансии) Пилот, пилот-космонавт, позже — косморазведчик на лунах Сатурна, а в 14–35 г.г. Реконкисты — центральный лидер пионерской организации.
В полном составе наличествовала "бредколлегия", как их нередко называли, республиканского пионерского ежемесячника "Семь рек" — коллективного члена редакции имперского "Пионера". "Семь рек" недавно отметили своё трёхлетие и третий случай поджога редакционного помещения, чем все страшно гордились (а ещё у них был большой скандал, потому что точно такое же название носила недавно созданная государственная киностудия — и "Семь Рек" заявили, что название у них спёрли, не спросясь…) Их приветствовали многочисленными репликами типа: "А вот и стервятники на халяву налетели… девчонки, отсядьте, клюнут…", "Лучшие друзья самих себя припёрлись…" — а из угла, где сидели недавно "обиженные" журналом балхашские пионеры, раздалось хоровое: