— Давай, — сказал Колька. Без напряжения, без команды на этот раз — просто сказал.
Трос отделился от земли и замер тугой струной неподвижно буквально в метре от колеса первого мотоцикла. Страшный тугой удар, похожий на взрыв гранаты, на долю секунды опередил взлёт — похоже, стокилограммовой машине с двумя седоками захотелось полетать на самом деле. Она сделала два оборота в воздухе — отдельно от своих беспорядочно кувыркающихся седоков — прежде чем грохнуться на асфальт.
Двое, ехавших следом, круто отвернули влево-вправо, укладывая свои машины на бок, не удержались, сами покатились по дороге отдельно от мотоциклов. Лишь двое последних успели остановиться нормально.
— Ловушка! — прокричал кто-то. Мотоциклы взревели, разворачиваясь на задних колёсах, но перед ними возник, словно по волшебству, ещё один трос.
Через секунду на дороге дрались одиннадцать человек. Схватка окончилась очень быстро, впрочем — на стороне засады было полное преимущество и во внезапности, и в решительности действий. Ни одного выстрела не прозвучало.
— Все целы? — деловито осведомился Колька, рассматривая уже хорошо знакомую алую "униформу" преследователей — это были "Дети Урагана". Ответ оказался разноречивым, но положительным.
— Что с этими делать будем? — спросил кто-то из пионеров, кивая на разбросанные по дороге тела и мотоциклы. Три или четыре человека слабо возились.
— Оставим тут, пусть их переедут к чёртовой матери, — посоветовал ещё кто-то. все нервно засмеялись.
— Мотоциклы на обочину и поджечь, — скомандовал Колька. — Этих… связать и свалить где-нибудь в кустах подальше от огня.
— Может, поближе к огню?
— Точно, такая куча жареной свинины…
— Ха. Ха. Ха, — раздельно сказал Колька. — Займитесь делом.
— Прихватим парочку с собой и поговорим, — предложил белобрысый.
Идея была заманчивой. Колька покусал губу, кивнул:
— Хорошо. Берите двоих, в хозяйстве пригодятся, — он снова достал радиотелефон. — Да, я… Кому?.. А, конечно… А кто?.. Кто?.. Интересно… Да, спасибо, до встречи… Ребята, — окликнул он свой эскорт, "кантовавший" "Детей Урагана", — я тут проедусь кое-куда.
— С тобой поехать? — спросил белобрысый, и Колька наконец вспомнил, как его зовут: Митька Шеин.
— Нет, Мить, не надо, — он с улыбкой покачал головой и уселся в седло. — Я сам. Это недолго, недалеко и безопасно.
С этими словами Колька нахлобучил шлем — и "харлей" рывком взлетел на откос дороги.
По телефону Кольке назвали фамилию Вольского — человека, который занимался торговлей стройматериалами. Сейчас, проносясь по шоссе, Колька вспоминал всё, что ему о Вольском было известно. Во время беседы тот выглядел совершено спокойно, ничем среди остальных не выделялся. Даже благожелательное у него было лицо…
Колька ощутил злую тоску. Ведь он им всем предоставлял шанс. На самом деле шанс. Кем же нужно быть, чтобы…
Нет, пожалуй, нужно торопиться и не дать ему заложить всех участников встречи. Иначе она становится бесполезной. Если он уже не сделал этого… нет, вряд ли. Вряд ли. Слишком быстро обернулись "Дети Урагана", с Вольским ещё явно не встречались, а по телефону такие беседы не ведут…
Колька прибавил газу, плавно доведя скорость почти до двухсот километров в час. Камешек навстречу, пригорок под колесом… и всё. И не во время такой ли гонки погибла Лариска? Сейчас вылетит навстречу тяжеловоз… интересно, она что-нибудь успела почувствовать?
Но он был слишком увлечён даже не целью, к которой мчался — просто скоростью, просто равной дрожью лошадиных сил, загнанных под ним и в его руках в сталь, хром и кожу. Все эти силы были послушны ему и только ему — и он продолжал выжимать из "харлея" всё, на что тот был способен…
…Вольский проснулся от того, что девчонка, приведённая с улицы, трясла его за плечо:
— Проснись, проснись… я боюсь, тут кто-то есть…
— Заткнись, — Вольский отпихнул её, желая одного — уснуть снова. — Никого тут нигде нет. Спи.
Никого и не могло быть. По двору и саду бегали два здоровенных пса. Трое охранников — дежурят внизу, в зале.
И всё-таки в следующий миг Вольский заставил себя проснуться. Потому что…
…чёрт возьми, потом что в спальне и правда кто-то был! Вольский поспешно зажёг свет у кровати и мельком остро пожалел, что так и не приобрёл привычки держать пистолет под подушкой.
Около открытого настежь окна стоял Колька мать его Ветерок. Стоял, скрестив руки на груди. И изучал постель и лежащих в ней. Девчонка, заскулив, сползла под одеяло.
— Привет, — вкрадчиво сказал Колька, отталкиваясь задом от подоконника, где остался след его сапога. — Дождь пошёл… А ты чего в спальне-то запираешься? Видишь, в окно лезть пришлось…
— Я тебя в гости не звал, — напружиненно ответил Вольский, соображая, можно ли незаметно дотянуться до кнопки вызова охраны. "Откуда он знает, что дверь заперта?! — мелькнула мысль. — Неужели… Не может быть!!!"
— Так меня и не зовут, я сам прихожу, — Колька подошёл совсем близко, от него пахло тугой кожей куртки и маслом. — Что, решил на ходу спрыгнуть?
— А если и так? — сипло спросил Вольский, следя за пустыми руками Кольки. — Живи и радуйся, мальчик.
— А не боишься? — дружелюбно спросил Колька. В его голосе был интерес.
— А чего мне бояться? — Вольский перевёл дух. — Отобьюсь, если что.
— Ну смотри, — Колька пожал плечами. — Тебе жить. Да и умирать тебе.
Девушка, выглядывавшая из-под одеяла, ничего не успела понять — просто Вольский рухнул рядом, и белую подушку тут же залило мгновенно почерневшим алым. Ещё одна струя плеснула на золотистые обои, Вольский забился, комкая одеяло и выталкивая ртом кровавые пузыри. Он что-то силился сказать, но только громко булькал — и затих, хотя кровь ещё текла.
— Замолчи, — сказал Колька визжащей девушке и вытер нож краем одеяла. Она тут же умолкла. — И не бойся. Я не убиваю женщин. Но сейчас оденься и убирайся как можно быстрей и дальше. И потеряй память, хорошо?
Убрав нож, он вышел. Девушка тут же выскользнула из-под одеяла и заметалась по комнате, собирая в охапку одежду, движимая только одним желанием — как можно скорей убраться из этого места…
…Пройдя через зал, Колька мельком посмотрел на троих охранников и ухмыльнулся. Тупая пьянь. Охранник не имеет права быть тупым. А эти — были. Он убил всех троих тем же ножом раньше, чем хоть один успел встать из-за стола — так и лежали они рядом с опрокинутыми стульями, в лужах стынущей крови, разлитых по паркету. В распахнутое окно дул ветерок. Ветерок в окно… каламбур, надо же. Стихи попробовать сочинять, что ли?
Собаки — большущие сторожевые — лежали мёртвые на тропинке посреди парка. Это были единственные живые существа, убитые сегодня, которых Колька жалел. Люди очень боятся собак, не задумываясь, что человек — даже с голыми руками — сильней почти любого пса. Человека с пулемётом боятся меньше, чем человека с ножом. Человека с ножом — меньше, чем собаки. Абсурд, Смешно. А вина собак в том, что люди — их боги. Боги не могут быть неправы… верность богам не ставится под сомнение…
Он поморщился, бросил ещё один взгляд на заколотых псов. Нет. Их было очень жалко.
11.
Окна в зале светились. На подъездной дороже стояли несколько мотоциклов. Слышно было, как кто-то играет на гитаре.
— Привыкай, — сказал сам себе Колька, ставя мотоцикл в общий ряд. — Ты сам этого хотел.
Сняв шлем и бросив в него краги, Колька вошёл в коридор. Тут отирались человек восемь, причём из них — несколько младших пионеров. Им тут было совершенно нечего делать в такой час… Около лестницы кто-то дрыхнул на спальном мешке, на кухне неразборчиво бубнили два голоса. Но основное внимание было сконцентрировано на Мелехове — непонятно что тут делающий казачонок сидел на ступеньках и, подыгрывая себе на гитаре, напевал: