- Как твои дела, друг? - спросил Миша. В его голосе всегда звучала полная удовлетворенность жизнью, но Ясон никогда не мог понять этого состояния. Сам он находился в беспрерывных метаниях и кризисах.
- Ты знаешь, не так и плохо, если не считать того, что меня покусал вчера злой пес, - Ясон улыбнулся, когда представил, как округлились от удивления глаза его друга. Миша был очень открытым и эмоциональным человеком: все его внутренние переживания обычно отражались на лице, и Ясон немного завидовал этой способности.
- Ну ничего себе! - закричал в трубку Миша. - Как ты сейчас? В зомби не превращаешься еще?
- Да, ты знаешь, рука уже начала синеть, и я чувствую, что мне хочется отведать человеческих мозгов! - подыграл Ясон.
Миша заговорил скорбным голосом:
- О боги! Верните мне моего любимого вегетарианца, который жалел рыбок, птичек и прочую живность, пока я оплакивал жестоко убитый им молодой укропчик!
На этих словах Ясон захохотал:
- Ты всегда умел поднять мне настроение! Если серьезно, то все хорошо. Как у нас дела с выставкой?
- Насчет помещения договорились, прессу пригласили. Первый канал обещал заехать, осветить событие. Парочка гламурных журнальчиков зайдут на огонек. Ты уже довольно известная личность, и твою выставку ждут. Думаю, народу будет немало.
- Хорошо, я бы хотел посмотреть кадры, которые сделал вчера. Возможно один из них тематически подойдет для 'Шагов тишины'. Если да, то пришлю тебе на почту. Печатать будем завтра?
- Да. Ты иди, смотри, а потом отдыхай. Все завтра будет, я обо всем позабочусь, ты же знаешь.
- Знаю, Миш, до завтра. Спасибо.
Ясон убрал телефон в карман и быстрым шагом пошел к дороге. Он решил поймать до дома попутную машину. Почти сразу остановилась старенькая серая тойота.
Ясон нагнулся, сказал в окно, куда ему надо, и водитель сразу ответил, что едет в нужную сторону.
Цену назвал совсем небольшую.
Пока они ехали в безмолвии, а мимо медленно проплывали пустые улицы с нежилыми строениями, бетонными оградами и металлическими конструкциями неясного предназначения, Ясон думал, что водитель чем-то неуловимым походит на свою машину.
Он был такой же серый и потрепанный. Неожиданно водитель спросил:
- Как думаешь, а в чем смысл?
Ясон промолчал, делая вид, что не расслышал, но водитель настойчиво повторил вопрос.
- Смысл чего? - Ясон не очень любил подобные разговоры, и сейчас у него совсем не было настроения поддерживать философскую беседу.
- Смысл всей этой долбаной жизни, брат. Я в последнее время совсем потерял его. Вот катаюсь, работы сейчас нет. По вечерам пью в одиночестве, смотрю какие-то дурацкие фильмы. И чувствую, что во мне словно сидит бес. Этакий мелкий бесенок бессилия. Хочется изменить что-то, но не можешь. Гнусное чувство! У тебя бывает такое?
- Нет, - немного резко ответил Ясон и, подумав немного, сказал: - Остановите здесь, пожалуйста, я передумал и хочу прогуляться.
- Ну ладно, валяй, - водитель обернулся и посмотрел немного удивленно, но остановил машину. Ясон заплатил ему чуть больше.
Выйдя на улицу, он проводил взглядом удаляющуюся машину. Внезапно рюкзак показался ему чересчур тяжелым, и, машинально сняв его с плеч, Ясон заглянул внутрь.
В главном отделении, поблескивая серебряным напылением на корешке, лежал фолиант, который он нашел вчера в беседке.
Должно быть, это Иша положила.
'Зря отпустил противного водителя-болтуна. Нужно было доехать с ним до дома', - подумал он.
Но слушать нытье и жалобы на жизнь было выше его сил. Люди, которые вели себя так с Ясоном, были навсегда вычеркнуты из близкого круга общения.
Поэтому он просто пошел вдоль серого забора, пока не дошел до автобусной остановки. Оказалось, что отсюда он сможет доехать домой.
На скамейке, под стеклянным куполом остановки, сидела задумчивая толстая женщина таких больших размеров, что Ясон всерьез засомневался в ее способности пройти сквозь автобусные двери. Рядом стояла парочка чистеньких, поджарых старичков.
Их возраст и пол было очень сложно определить. Ему показалось что это близнецы. Даже одежда у них была одинаковая - синие курточки с черными джинсами.
Облака на небе немного расступились, и стало больше света. Ясон достал камеру, чтобы сфотографировать эту странную компанию.
'Реальность всегда так милостиво расставляет декорации. Мне гораздо проще снимать на улице, чем самому пытаться сымитировать истинную жизнь в трудоемкой постановке. Но тем не менее я занимаюсь этим.
Снимаю всех этих пустых красоток за деньги. Нравится ли мне это? Или я тоже порой теряю смысл, как тот странный человек за рулем раздолбанной тойоты?'
На этой мысли Ясона передернуло.
'Я гонюсь за ускользающей красотой мгновения, словно охотник, опьяненный жаждой крови, и это приносит мне удовлетворение, которого я не испытываю ни в какой другой сфере. И я ищу еще что-то, нечто томительное, зашитое в мое сердце. Понять бы, зачем мне все эти видения'.
Пока он размышлял так, глядя на унылый серый бетон забора напротив, приехал автобус, и Ясон, даже не спросив, в ту ли сторону он движется, прошел в салон и сел к окну.
Безмерно толстая женщина осталась сидеть на остановке. Ее лицо выглядело как застывшая маска, а глаза, похожие на рыбьи, совсем ничего не выражали.
Автобус тронулся, и Ясон стал смотреть вперед, позволяя своим мыслям спокойно течь в том же направлении.
Рисует
Иша рисовала с рождения.
'Наверное, я родилась уже с карандашом в руках', - шутливо писала она в своем блоге.
Мама рассказывала ей, что, когда рисовала акварелью, младенец-Иша подползала и залезала пальчиками в краски, а затем била по бумаге, производя высокохудожественные кляксы.
Рисование умиротворяло ее, и одновременно она могла проявлять тот удивительный мир фантазий, который был скрыт от глаз большинства.
Внутренние размышления, сны и впечатления преломлялись через внешнюю линзу реальности, и казалось, что ничто не сможет заменить это ни с чем не сравнимое удовольствие, когда умелые движения кисти выводят удивительный объем, а затем, следуя по пятам за линиями, формами, цветами - в бумажный мир входит жизнь.
Иногда, в спокойной тишине вечера или яростном шуме дня, ее пронзало невероятно томительное и сладостное ощущение, которое постепенно проявлялось, словно негатив, приобретая узнаваемые и четкие черты, будто раздвигая туманный занавес над будущей картиной.
В такие моменты ей казалось, что она вспоминает нечто давно забытое, то, чем она жила не в этой жизни, и это нечто ускользало от нее, как ловкая рыба в прохладной воде.