Я проснулась ночью от испуга, потому что мама меня трясла за плечи.
— Господи, мама, что случилось? — спросила я хрипло, ощущая чугунную тяжесть в голове.
— Прости меня, солнышко, — то ли прошептала, то ли прокричала она. Это произвело странное впечатление. Я думала, не снится ли мне это. — Я знаю, что уже поздно, но мне очень нужно с тобой поговорить.
— Прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас. Подвинься же, черт возьми… дай мне… Фрэнки? Проснись! Подвинься, чтобы я смогла сесть.
Я тяжко-претяжко вздохнула, да так, что чуть не уснула снова, и с трудом подвинулась на несколько сантиметров, чтобы мама смогла сесть на кровать.
— Я вела себя сегодня «круто и клево», ты согласна? Когда я увидела, как вы… целуетесь… Ты же не будешь это отрицать? Да и Зеки мне кажется милым мальчиком. Я не собираюсь капать тебе на мозг… Не хочу оказывать на тебя ненужное давление, но я не сплю всю ночь. Уснуть не могу.
— В чем дело, мама? — с вызовом спросила я, в то же время здорово испугавшись, что она каким-то образом узнала про наше художество, про «Ксерокс» и про развешанные по городу постеры.
— Видишь ли… Я помню, что мы говорили об этом несколько лет назад, но тогда мне это казалось чем-то далеким. А сейчас я считаю, что обязана вновь проговорить некоторые моменты. Ты ведь не против?
— В чем дело, мама? — повторила я свой вопрос.
Она продолжила:
— Ты молодая женщина, твое тело — это твое тело, это прекрасно, и я это уважаю. И совершенно естественно, как мы уже говорили раньше, иметь желания.
— Что за мерзость, — говорю, — «желания».
— Фрэнки, ты можешь секунду помолчать? Если ты собираешься иметь физическую близость… заниматься сексом, то послушай, что я тебе скажу. Если ты собираешься заниматься сексом с Зеки, я хочу, чтобы ты предохранялась. Ты должна предохраняться. Это не обсуждается.
— Мама, это просто неприлично. Я не собираюсь заниматься с Зеки сексом. Не волнуйся.
— Послушай, Фрэнки, просто возьми эти презервативы… Просто возьми их, — ответила мама, запустив руку в карман купального халата.
— Не нужны мне эти презервативы, — заявила я.
— Ты должна их взять. Это не обсуждается. И сказать об этом Зеки, поняла? Скажешь ему: «Это не обсуждается». Повтори.
— Откуда они у тебя? — спросила я.
— Это не имеет значения, солнышко, — ответила мама.
— Упаковка уже вскрыта, — говорю я, ощупав пачку в темноте, — по-моему, нескольких штук не хватает.
— Фрэнки! Умоляю тебя, сосредоточься. Держи их у себя на всякий случай. Могу сказать тебе со стопроцентной уверенностью: тебе не нужен ребенок в твоем возрасте. А то и… три ребенка. Ты хоть представляешь, Фрэнки? Родить сразу троих? Ты сама еще ребенок. Не нужно тебе этого.
— Хорошо, хорошо, — в конце концов сдалась я и сунула упаковку с презервативами под подушку. — Спасибо, мама. Спасибо, что беспокоишься обо мне.
— Но я действительно беспокоюсь о тебе, солнышко. Очень беспокоюсь.
— Знаю, — говорю я в ответ.
— Пойду на кухню. Вряд ли я уже смогу уснуть. Может, сделать торт или еще чего-нибудь, чтобы ты передала это от меня Зекиной маме? Что скажешь?
— Мама, я так устала.
— Спокойной ночи, солнышко, — решила наконец закруглиться мама, — спи.
После того как она закрыла за собой дверь, я закрыла глаза и зашептала: «Окраина — это лачуги, и в них живут золотоискатели. Мы — беглецы, и закон по нам изголодался». Однако уснуть уже не смогла. Тогда я принялась повторять эти слова снова и снова, пока мир не начал расплываться, а вещи — терять всякое значение и пока я не отрубилась.
Глава шестая
Никому не было дела до наших постеров. По крайней мере сразу после того, как мы их расклеили. Зато нам было. И потому на следующее утро, как только мы остались одни, мы распечатали еще триста копий. Аппарат жужжал и с томительной медлительностью выплевывал копию за копией нашего совместного творения. Все это время мы не отрывали от аппарата возложенных на него рук, словно он нуждался в нас для того, чтобы чудо свершилось.
Колеся по городу, мы старались не пропустить ни одного из мест, где накануне развешивали свои постеры. «Мы к этому телефонному столбу его приделывали?» Всякий раз видя, что повешенный нами рисунок до сих пор на месте, мы разевали рты от изумления, как будто к моменту нашего появления ему следовало бы уже исчезнуть под лучами солнца. На Криксайдском рынке, пока я украдкой прикрепляла наш рисунок к общественной доске объявлений, висящей над прилавком с наживкой для рыбной ловли — земляными червями и сверчками, Зеки купил подробную карту Коулфилда, чтобы отмечать на ней каждую точку, вести официальную статистику, видеть, сколько провисел каждый из наших плакатов. Нас преследовала своеобразная навязчивая идея быть максимально точными, действовать по-научному, однако наши желания вносили в эту идею такие искажения, что никакого значения для кого-либо, кроме нас, это впоследствии бы не имело.