— А в каком жанре? — спросила я.
— Комиксы, — ответил Зеки. — Рисунки. Странные штуки на самом деле. — Глаза его загорелись. Он выглядел очень счастливым. — Ну и реальное искусство тоже. Всякие там крупные, сложные произведения. Хочу сделать что-то, что увидели бы все на свете. И запомнили. И не сумели бы понять его замысел до конца.
— Я знаю, что ты имеешь в виду.
И я действительно это знала.
— Вот этим мы и должны заниматься этим летом, — сказал Зеки, и будто лампочка зажглась над его головой. И в душевном порыве он прищелкнул пальцами.
— Чем именно?
— Всяким искусством.
— Я не против, — произнесла я нервно, — но пока что работаю над романом. Он еще не закончен. На самом деле это всего лишь черновик.
— Хорошо, хорошо, — ответил Зеки. — Мы это обдумаем. Хотя было бы прикольно сделать что-нибудь вместе.
— Потратить все лето на создание произведений искусства? — спросила я в недоумении.
— Ну да, все лето. А чем ты еще собиралась заниматься?
— Ладно, — кивнула я. — Но что, если твой отец исправится и ты через несколько недель уедешь отсюда восвояси?
Он на несколько секунд задумался.
— Не думаю, что это случится, — сказал он, и мы оба засмеялись.
На том и порешили. Так мы проведем наше лето. Если что-то случится со мной, оно случится и с ним. Перспектива следующих нескольких месяцев стала вырисовываться, превращая мерцание в пламя. Мы что-нибудь создадим.
Итак, мы стали друзьями. И возможно, к августу станем лучшими друзьями. У меня уже давно не было лучших друзей. Зеки по-прежнему улыбался, неотрывно глядя на меня, как будто ждал от меня каких-то слов, какого-то важного поступка. Я чувствовала, что если прямо сейчас сделаю что-то не так, оплошаю, то и дальше все пойдет не так. Однако, неотрывно глядя на него, я как будто застыла. Наконец Зеки спросил:
— Так мы пообедаем?
Я глубоко вздохнула.
— Да, конечно. Давай, что ли, сходим в «Харди». У меня там брат работает. Даст нам бесплатной жареной картошки.
После того как я обшарила всю свою комнату в поисках денег, мы вышли во двор, к моей припаркованной возле дома паршивенькой «хонде-сивик». Я пыталась вспомнить, что за кассета осталась в магнитоле, было ли на ней что-то крутое. Хотя, возможно, Зеки все равно. В данный же момент, когда солнце стояло высоко-высоко в небе, мы шли рядом. Заняться искусством мы еще успеем. Впереди, думала я, у нас куча времени.
Глава третья
Всего два дня спустя мы уже сходили с ума от скуки. Удивительно, что занятия, которым я привыкла предаваться одна и которые раньше не казались мне какими-то странными (например, вываливать из выдвижного ящика скатанные носки и сбивать ими с комода игрушечную фигурку Роуздаст из «Мой маленький пони»), казались жалкими и детскими, когда за ними наблюдал другой человек.
— А чем ты занималась в свободное время до того, как я стал к тебе наведываться? — спросил Зеки с искренним любопытством.
— А вот чем! — ответила я и свернутым в клубок носком швырнула в игрушечную пони так сильно, что та, едва касаясь поверхности, проскакала по комоду и плюхнулась на пол.
— Мне кажется, — сказал Зеки ласково, будто пытаясь уговорить меня отойти от края пропасти, — мы могли бы придумать себе какое-нибудь другое занятие.
Все, что он говорил, даже самые безобидные вещи, звучало так, будто он хочет со мной потискаться. Я подумала, что моя тревожность при общении с другими людьми связана с тем, что я никогда ни с кем не целовалась и что, стоит мне это сделать, как я немного успокоюсь и перестану быть такой странной. Впрочем, полагаю, что для такого я была слишком стыдлива.
У меня были друзья, мальчики и девочки, в младших и в средних классах, однако потом они повзрослели и демонстрировали это такими способами, которые мое тело и мой мозг отказывались принимать. Одни полюбили занятия спортом. Другие начали выпивать и ходить на вечеринки, курить травку. Начали заниматься сексом или, по крайней мере, делать такие вещи, которые вгоняли меня в краску, когда я краем уха слышала их разговоры об этом. Я все еще таскала в рюкзаке книжки про Нэнси Дрю, перечитанные мною уже раза четыре, и при этом поддакивала своей подруге, которую знала с четырех лет и которая рассказывала, как мальчик, знакомый мне с шести лет, пытался засунуть палец ей внутрь. Нет уж, спасибо!
В сущности, я нормально относилась и к вечеринкам, финиширующим под утро, и к своим друзьям, но потом приятели потихоньку стали от меня отдаляться. Иногда, болтая с ними в классе или сидя в школьной столовой, я вдруг осознавала, что ничего не понимаю в их рассказах о прошедших выходных. Притворялась, что это не имеет значения, поскольку, если честно, мне вовсе не хотелось идти в торговый комплекс и пялиться там на шмотки. Мне не хотелось смотреть на то, как мальчишки играют в баскетбол, и их подбадривать. Я хотела другого, но я не знала, как об этом попросить. К тому времени, как я осознала, что одинока и что у меня нет настоящих друзей, от нас ушел отец. Я была ужасно сердита и расстроена, а поговорить об этом было не с кем. Понимаете, когда твой отец женится на своей секретарше и бросает твою мать совершенно одну с четырьмя детьми и почти без денег, окружающие начинают на тебя как-то странно поглядывать. Поэтому я держала это в себе, и вся эта странность и тоска постоянно во мне вибрировали. Возможно, я просто ждала кого-то, кому буду нужна.