- Я не думаю, что убийство магов - это выход.
- Тогда где выход? - не сдавалась Лиса.
- Надо помочь людям измениться. Чтобы они поменяли свои правила и обычаи. Стали другими.
- Ага, попробуй. Люди, может, и не хотят ничего менять. Любые перемены страшат, а к правилам и обычаям все давно привыкли.
- Но ведь они знают, что в Суэме живут по-другому и живут хорошо. Люди могут перенять наши обычаи. Просто перенять. Если мы позволим им это сделать. Даже Игмагена можно изменить.
Лиса фыркнула и тряхнула головой, чуть не заехав подбородком по плечу Галиена.
- Игмагена не изменит ничего. С хитрой лисицы можно только шкуру содрать, а повадки ее никто не изменит. Это я тебе точно говорю. Вас, суэмцев, в королевствах считают слабаками. И считают, что вы вовсе не выиграли войну с баймами, а проиграли. Земли баймов вы не заняли, платите им дань продуктами. Это не победа. Так делают только побежденные.
Галь удивленно уставился на Лису.
- А зачем нам проклятые земли баймов? На них же не растет ничего. Абсолютно ничего, даже травы. Там нет пищи даже для одной-единственной овцы. Меисхуттур и землей сложно назвать. Так, край, где живут проклятые. Кому нужны такие земли?
- Ну, и что? Вы же победили, вы можете всех побежденных согнать в одно место и заставить работать на себя, а не кормить их даром!
- Лиса, мы их кормим потому, что иначе им нечего будет терять. У них там нет никакой еды вообще, если не считать зменграхов. Голодные баймы нападали бы на наши границы с жестокостью отчаявшихся. Им бы было уже все равно - умирать от голода или от наших стрел. А на границах тоже живут наши, суэмцы. И мы хотим сохранить мир для них. Мир и безопасность. Потому у нас такой договор. Баймы не нападают, мы их кормим. А еда в Суэме есть и очень много, ты в этом сама убедилась. Вот и поразмысли - насколько опасно иметь под боком голодного и обозленного врага.
Набур в их разговор не лез. Удивленно слушал и временами рассеяно чесал темную стриженную макушку.
- Не могу размышлять. Я бы, если бы могла, убила всех своих врагов. Прямо руками. И Игмагена в первую очередь. И не кормила бы его ни за что, - яростно выдохнула Лиса, - Легче сразу стало бы жить.
- Это не вернет тебе братьев. Только ожесточит тебя еще больше.
- Ну, и что?
- Мы так не поступаем.
- Потому что вы - суэмцы. Вы - другие. У вас - другие правила. И ты не поймешь нас никогда, Галь.
Галь ничего не ответил, лишь осторожно прижал к себе Лису и прикоснулся губами к щеке.
- У тебя остынет суп, давай будем есть и ляжем спать. Я страшно устала, пока добиралась до Тханура, - спохватилась Лиса.
- Я просто не хочу, чтобы ты стала жестокой, Лиса. Надо сохранить в себе и сострадание и милосердие, даже к врагам. Лиса, это нужно для тебя, чтобы не измениться. Чтобы не превратиться в байма...
- Мы не превращаемся в баймов, на нас не действует проклятие суэмцев.
- Но вы можете потерять свою душу и так и не найти. Что может быть страшнее пустоты внутри? Когда не любви, ни милости, ни жалости, ни радости? Чем ты заполнишь пустоту без любви, Лиса? Думаешь, такие как Игмаген умеют любить? Не умеют и уже никогда не смогут.
Лиса не нашлась что ответить. Повернулась, взяла миску с остывающим супом и протянула Галиену. Спросила:
- Хочешь, я покормлю тебя? Я кормила Дагура, когда он упал с дерева и расшиб себе руку. Женщины всегда заботятся о своих мужчинах.
Галь усмехнулся ласково и добродушно. Взялся за ложку и велел:
- А ну, давай-ка и ты сама поешь. И сделай мне горячий чай. Ты ведь умеешь заваривать, научилась уже. И Набура угостим суэмским напитком. Ему должно понравится.
При мысли о чае с сухарями Лиса приободрилась. Да они вообще глупцы, сидят и трепят языками вместо того, чтобы уминать еду. Галь, небось, голодный страшно. Да и она сама чуть ли не гвоздить готова грызть.
Почему-то у них с Галиеном всегда выходят какие-то умные разговоры. И всегда она возражает Галю, и всегда тот убеждает спокойно и терпеливо. Вот уж у суэмцев терпение развито невероятно. Сама бы Лиса - если бы, к примеру, приставал к ней с вопросами Дагур или близнецы - давно бы уже надавала подзатыльников и приказала не морочить голову.
Набур - вон - наворачивает вторую миску и уже даже не прислушивается к их разговору. Решил, видимо, что такие умности не для него. И то верно. Что уже сейчас говорить о милости и прощении, когда хочется спать и глаза слипаются. А Галь - тот вообще чуть ли не засыпает над миской. И сам себе улыбается своей слабости.