– Профессиональные космонавты тренируются на восьми g. Для вас, Артем, будет достаточно шести.
– Дед, не надо меня жалеть. Заряжай десятку.
Артем храбрится. А я вижу, как ему не по себе. Ему страшно.
– Будем смотреть по вашему состоянию, – говорю и киваю, мол, учтем пожелания.
Я не буду рассказывать, что курсанту от перегрузок может стать плохо. Не скажу, что при десяти g, самый опытный пилот теряет сознание. Я лишь помогаю Артему пристегнуться и объясняю, для чего на пульте кнопки.
– Когда будете видеть огоньки, нажимайте вот сюда. Лампочки будут загораться в разных местах, вы должны как можно быстрее отреагировать на их появление.
Артем смотрит на панель, на рычаг с красными кнопками. Он сглатывает пересохшим ртом и кивает – понял.
– Сейчас двери откроются, вас подкатят и поместят в центрифугу. Волноваться не стоит. Мы будем видеть вас на мониторе и поддерживать звуковую связь на протяжении всего упражнения.
– А я и не волнуюсь, – говорит Артем.
Он пытается улыбнуться, а я замечаю, как едва заметно подрагивают его скулы.
– Я буду называть порядок перегрузки и предупреждать перед увеличением значения.
Артема помещают в камеру центрифуги.
– Артем, вы готовы?
– Поееехали! – раздается из динамиков голос Фрукта.
Не знаю ни одного человека, который не произнес бы эту фразу находясь в обществе космонавтов. Хотите чаю? Поехали! Вечером созвонимся? Поехали! У меня родился сын. Меня списали на пенсию. Я смертельно болен. Поехали-поехали-поехали! Но я думаю неплохо, что следующее поколение использует и помнит эту фразу. Не факт, что это новое поколение знает, откуда она. Но. Поехали!
Кабина с курсантом движется по кругу. Огромные механизмы набирают оборот.
– Два g.
Я объявляю, Артем нажимает на пульт, когда замечает лампочки. Судя по его лицу он успокоился. Он сосредоточен. Артем разобрался, как будет проходить упражнение, и больше не боится.
– Четыре g. Артем, следите за дыханием, напрягите ноги.
Парень терпит. Кабина несется. А я слежу за показаниями приборов.
– Два g.
Кабина притормаживает.
Я слышу, как Артем дышит. Он успевает восстановиться.
– Пять g.
Центрифуга разгоняется.
Лицо парня теряет свое естественное выражение. Щеки обвисают, глаза напряженно всматриваются в ожидании лампочек.
– Два g.
Скорость падает.
Артем пыхтит. Открывает рот, двигает шеей. Рычит.
– Артем. Сейчас будет шесть g. И на этом занятие закончится. Соберитесь, следите за дыханием и не расслабляйте ноги.
Курсант разминает лицо. Скалится, раздувает щеки, двигает бровями.
– Шесть g.
Кабина разгоняется.
Лицо Артема сползает к подбородку. Брови нависают над глазами. Но парень не сдается. Терпит. Не теряет сознание.
– Два g. Закончили.
Объявляю и кручу переключатель.
Скорость не уменьшается.
– Два!
Кручу, жму экстренную остановку, тренажер не реагирует.
На мониторе Артем лежит с закрытыми глазами. Ему плохо. Он без сознания. Нужно спешить.
Я хочу выругаться. Но воспитание не позволяет.
Я открываю люк. Нужно пробраться в резервуар самой центрифуги. Дернуть рычаг и механически отключить аппарат. Это смертельно опасно. Особенно когда тренажер движется на таких скоростях. Но я пробираюсь внутрь. Я должен помочь своему курсанту.
Возможно, сегодня я погибну. Но это не важно. Нас к такому готовили.
Громадина проносится в сантиметре от головы. Я перекатываюсь под стропилами. Возможно, именно для этой минуты я все эти годы поддерживал тело в отличной форме. Судьба? Предназначение? Я не верю ни в одно, ни в другое. Я просто пробираюсь мимо грохочущего аппарата к рычагу механической аварийной остановки.
Удар.
Еще и еще.
Искры.
Пол встречает мою спину.
Я слышу голоса. Они взволнованы. Через помехи они говорят, что наш корабль терпит крушение. Нештатная ситуация.
Боль. Голова раскалывается.
Трогаю лицо, чувствую, как мои пальцы покрываются чем-то мокрым и липким.
Хватаюсь. Я тяну на себя рычаг.
Удар.
Темнота.
Тишина.
Только сердца стук.
«Тук-тук». «Тук-тук».
Вот оно. Мое последнее, крайнее дело.
Звезды.
Звезды все видят. Все знают. Они живые. Можно в это не верить, но знаю, что это так. Интересно, что чувствуют звезды, когда на Земле умирает человек? Что чувствуют, когда умираю я? Возможно, они грустят, плачут? А может быть они радуются скорой встрече? Может им просто все равно? Нет. Я уверен им важен каждый из нас.
«Тук-тук».
Кто-то стучится в дверь.
Утро.
Боль.
Я не умер. Лежу с закрытыми глазами, но знаю, что уже светло.
Подозрительно, я проснулся и не слышу своего старого назойливого приятеля-будильника. И подозрительно, что сегодня кровать не держит. Мне хочется скорее подняться.