— Откуда вы все это знаете?
Он ответил честно, потому что его взволновал ее интерес к его особе:
— Когда-то я работал в ГРУ…
Больше Евгения лично о нем ничего никогда не спрашивала.
После ухода гостя Евгения, посидев некоторое время в кресле, пришла к выводу, что Виктор Петрович Кошкин не тот человек, которого можно просто кинуть и не оказаться в джакузи с перерезанными венами.
Поэтому Кошкину она не звонила, Кошкин сам позвонил ей и настоял на встрече. Что оставалось Евгении? Не будешь же говорить, что ставить памятник Достоевскому передумали?
— Но почему именно в Люблинском парке? — недоумевал Кошкин. — Не лучше ли где-нибудь в центре, хотя бы на той же Тверской? С одной стороны — поэт, с другой — писатель. За разрешением дело не встанет, хлопоты я беру на себя.
— Мысль интересная, если учесть, что Достоевский принимал самое активное участие в открытии памятника Пушкину. Но все дело в том, что именно в Люблино Федор Михайлович писал знаменитый роман «Преступление и наказание».
— Когда я работал на «Мосфильме», — закатил глаза Кошкин, — мы снимали ленту «Месяц из жизни Достоевского». Это история любви писателя к Сниткиной. — Он усмехнулся. — Чудак женился знаете на ком? На своей стенографистке, которой диктовал роман «Игрок». Впрочем, чего я спрашиваю? Конечно, знаете. Любовь, как видите, зла. — И он засмеялся.
Евгения опустила глаза, почувствовав раздражение. «Интересно, а что он думает про свою красавицу Райскую, которую спокойно сдал, когда настало время? Не мог же он не знать, чем такое «Очарование» кончится? Вероятно, знал, что кончится плохо, но не для него. Любовь зла… Нет, кинуть его сам бог велел. Даже если маячит джакузи. — Евгения улыбнулась и подняла глаза.
— Действительно странно, — полились из нее отравленные слова, — казалось, такой человек, дворянин, гений, а женится на какой-то Сниткиной. Это почти прислуга, не так ли? И современники не понимают, и потомки смеются, а Федору Михайловичу хоть бы хны.
— Да-да, — подхватил Виктор Петрович, — что значит человек не от мира сего! Вот нормальный человек от помощи откажется?
— Нет. Нормальный не откажется, — охотно согласилась Евгения, имея в виду деньги Кошкина на памятник писателю.
— А этот чудак отказался! — обрадовался поддержке господин Кошкин, хотя где-то внутренне он от Евгении ежился. Будто знал, что она говорит не совсем то, что думает, но у нее такие безмятежные глаза… — Ну попал ты в долговую яму, — развивал свою мысль Кошкин. — Но у тебя же есть друзья! И эти друзья предлагают: давай мы скинемся, и каждый напишет по главе. А ты подправь, где надо, отредактируй, и роман готов! Чудак не согласился, представляете? — И Кошкин самодовольно откинулся на спинку кресла, в котором так хорошо сиделось.
— Воистину, каждый сам выбирает свою судьбу, — сказала Евгения.
— Как это понимать? — насторожился Кошкин. И как только он это спросил, джакузи исчезла, он оказался перед Евгенией один на один, беззащитный, почти в трусах, и она поспешила этим воспользоваться.
— Как понимает Ле-цзы. Начинаю с воспитания привычек и взращиваю характер, а в конечном счете получаю судьбу.
Кошкин не понял, что Евгения имела в виду его, а не Достоевского, но на всякий случай четыре раза кивнул:
— Ну да. Конечно. Ле-цзы. Так оно и есть.
Кошкин был в полной уверенности, что, как богатый и обаятельный мужчина, он ей нравится, отсюда и Ле-цзы. А Евгения поняла совсем другое. Если человек не один и не понимает, о чем идет речь, то никогда не спрашивает. Просто в кармане у него включен диктофон, и тот, кто за Кошкиным стоит, смысл слов расшифрует. Значит, Виктор Петрович один и денежки принес свои, а не государственные.
В это время в предбаннике раздался звонок.
— Вы к кому? — зычно крикнула Таечка.
Из-за металлической двери зарычал Барсуков:
— Евгения Юрьевна у себя?
Таечка мигом открыла дверь в офис, и в холл вошли Барсуков и незнакомый ей мужчина с худым и острым, как топор, лицом. При его появлении молодой человек по прозвищу Джомолунгма встал, узнав шефа. Соколов смерил его взглядом, задрав голову под потолок, и махнул рукой — садись.
Барсуков все сообразил: раз молодой человек здесь — значит, деньги принес, а если деньги принес — значит, дело серьезное.
— Кто у нее? — кивнул он на дверь Евгении.
— Господин Кошкин из Минфина, — сказала Таечка. — Сказать, что вы пришли?
— Не надо. Сделай нам лучше кофе. — И, обращаясь к Соколову: — Михаил Михайлович, пройдемте в мой кабинет. Придется немного подождать. — И Таечке: — Он давно у нее?