Евгения стояла у кассы и выбивала чек на немыслимую сумму. Продавщицы застыли на своих рабочих местах по стойке «смирно», и лишь одна трясущимися от волнения руками пробовала завернуть том в бумагу.
— Благодарю вас, не надо, — остановила ее Евгения, взяла книгу, повернулась к выходу и, встретившись глазами с мужчиной, которого видела ночью на даче с Ежиком, просияла, но человек Соколова, стоящий у другого прилавка к ней спиной, сияния этого не заметил.
Евгения, проходя мимо, гордо показала ему обложку, и мужчина обомлел: «Kant. Kritik der reinen Vernunft. 1781».
«Ну надо же!» — И как только он оказался на улице, тут же связался с Германом:
— Она купила Канта. «Критика чистого разума». Прижизненное издание.
— Я знаю, держи меня в курсе, куда она идет.
Евгения пересекла улицу и, оглядевшись по сторонам, побрела по аллее Гоголевского бульвара. Ее высокие каблуки утопали в острых обломках битого кирпича, которым была усыпана аллея, и женщине было досадно, что она портит обувь.
«А впрочем, какая чепуха лезет в голову! Нужны ей будут эти каблуки уже через несколько дней? Странно устроен человек: даже перед лицом вечности он остается мелочным. Мать умирала от рака и просила дочь, чтобы в гробу она лежала с накрашенными губами».
Об этом думала Евгения, неспешно бредя по красной аллее.
«Красная аллея. Кровавый след». — Она про себя усмехнулась.
Увидев свободную скамейку, села, положила ногу на ногу, сняла темные очки и сощурилась на яркое солнце, висящее в листьях старой липы.
Евгения пришла на то самое место на Гоголевском бульваре, где встретила Германа в первый раз. Открыла том. Птички щебетали над ней, под ногами крутились голуби, но она не читала Канта, а сосредоточенно думала, глядя на первую страницу: поймет ли Ежик, что она зовет его? Должен понять! Ведь нашел он у нее в квартире дискету с Болотовой — догадался! И сейчас догадается. Он же сообразительный. Ей надоело смотреть в книгу, она откинулась на спинку скамейки и стала искать глазами наружку Соколова.
За ней можно наблюдать отовсюду. Евгения сидела спиной к «Пентагону» — и оттуда можно вести наблюдение, из бокового переулочка. А возможно — прямо из домов напротив. Зашел в подъезд — и смотри в окно сколько душе угодно. От метро, пожалуй, далековато будет, а вот из-за памятника Гоголю очень даже удобно.
Из-за памятника, решила Евгения. Да и сам памятник словно поставлен здесь надзирать. Стоит, высматривает что-то. И вообще, он не столько на Гоголя похож, сколько на Отца народов. Когда его поставили? То ли в пятьдесят втором, то ли в пятьдесят третьем году? Все правильно: генералиссимус Гоголь. И пусть он не на нее смотрит, но Евгении казалось, что генералиссимус и затылком, и с того света все видит, что на этом делается.
Стрельнув глазами по сторонам, Евгения приоткрыла дипломат и сунула в него томик Канта. Времени прошло достаточно много, скоро должен появиться Ежик. Тут она занервничала. «Предупредили ли его, что за ней следят?»
«Он сам знает», — успокаивала себя Евгения.
«А если он не приедет? Вдруг с ним что-нибудь случилось в парке?»
«Это ты — дилетант, а он профессионал», — уговаривала саму себя она.
«А если он обиделся за парк?»
«Большей глупости придумать трудно!»
«Как Ежик к ней подойдет на виду у наружки Соколова?»
«Господи! Да он лучше тебя знает как».
Евгения спрашивала, отвечала и незаметно посматривала на часы. Без пятнадцати два.
Герман подъехал через десять минут.
— Где? — спросил он наружку.
— На первой скамейке от памятника Гоголю. Сидит женщина с ребенком, и он рядом, вроде как с ней.
Выйдя из того самого «Москвича», на котором чуть не протаранил бетонные надолбы в парке, Герман направился к первой скамейке.
Евгения заметила Ежика, когда он садился между женщиной и молодым парнем. Слегка наклонившись к нему, Герман сказал:
— Я от Соколова. Пойдем.
Двое встали. Евгения растерянно провожала их глазами, пока они не скрылись в Малом Афанасьевском переулке.
Важнейший раздел базовой техники восточных единоборств — искусство воздействия на болевые точки. Но что может знать об акупунктуре современный молодой человек с накачанными бицепсами, маленькой головкой, как у диплодока, и кулачищами размером с пудовые гири? Черный пояс по карате от двудумности не спасает! Пока его головной мозг соотнесется с его спинным мозгом, пока они посовещаются между собой, пока решат, что делать, — карате уже не нужно.