— Я ничего не прикрываю, я перед вами открыт.
— А не потому ли твой брак не освящен Римской церковью, что ты вожделел и других женщин? Перечисли их имена!
Авдеев побелел, как стены его медицинского кабинета.
— Рита, Лида, Настя, Катя, Женя… Ваше преосвященство, я не помню всех, — взмолился он.
— Женя? — насторожился святой отец. — Евгения Юрьевна Смолянинова? — Губы Великого инквизитора сосредоточенно подобрались.
Такой дамы в Испании Авдеев не знал, но боялся, что если он ответит отрицательно, то за него примутся двое подручных с щипцами, а если скажет неправду, может, удастся выкрутиться. И он солгал себе во спасение:
— Донна Смолянинова принадлежит к высшим кругам испанской знати, — и опустил голову, чтобы его глаза его же и не выдали.
— Вот как! — хмыкнул председатель трибунала. — А кто же тогда Барсуков?
Само собой у Авдеева получилось:
— Дон Барсуков с доном Мокрухтиным собирали пожертвования на реконкисту.
— Где же эти пожертвования? — заинтересовался Великий инквизитор.
Авдеев заволновался, тяжело задышал, на виске вспухла синяя жилка, кровь прилила к лицу, но он смолчал.
Великий инквизитор потянулся и ладонью плашмя несколько раз дал Авдееву по темечку — мол, молчать не надо, надо говорить, — но у того скорее от страха, чем от боли, потемнело в глазах. Авдеев закачался:
— У Гойи.
Уголки губ Великого инквизитора от удивления поползли вверх.
Растерялись и подручные. Грешник испуганным взглядом проследил, как один из палачей со страшными бесцветными глазами направился в угол камеры пыток и сунул раскаленную голову в бочку с водой; в бочке забулькало, зашипело, повалил пар, палач поднял остывшую голову и зафыркал, отплевываясь. Авдеев испустил жалобный стон, предвидя начало экзекуции. Палачи Святой инквизиции всегда демонстрировали перед пыткой орудие и способы дознания; Авдеев об этом знал и представил себя захлебывающимся в грязной вонючей жиже.
— У Гойи, — повторил он с надеждой, сполз со стула на пол и воздел длани к небу.
Взгляд Великого инквизитора пробежал по фигуре грешника вплоть до кончиков рук, поднятых в мольбе, и уперся в картину «Супрема» кисти гениального Гойи, висящую над головой Авдеева. И он указал на нее перстом.
— У Гойи, — радостно закивал Авдеев.
Подручные сняли картину в тяжелой золоченой раме, за нею открылась дверца сейфа. Авдеев с готовностью протянул ключи. В сейфе лежали пачки долларов. Не сто тысяч, как ожидал Великий инквизитор, а несколько меньше.
— Где остальные?
Авдеев поднялся и стал вытаскивать из карманов мелочь и складывать ее на стол.
— Все. — Он вывернул последний карман.
— Хорошо, сын мой. Ты идешь правильной дорогой, — прочитал Авдеев по губам Великого инквизитора и вздохнул с некоторым облегчением.
Подручные сгребли деньги в портфель Авдеева и поставили его рядом с креслом Великого инквизитора.
— А теперь, сын мой, чтобы мы могли удостовериться в искренности твоего раскаяния, скажи, есть ли лица, принадлежащие к вашей секте, которые ищут архив дона Мокрухтина?
— Есть, ваше преосвященство, есть! — обрадовался Авдеев возможности доказать свою приверженность христианской вере и Римской церкви. — Но они не там ищут!
— Почему не там?
— Потому… — Авдеев пытался вспомнить — и не мог. От напряжения он вспотел, но его воображение услужливо подсовывало ему лишь жуткие картины массовых аутодафе где-нибудь в Кастилии или Валенсии.
Великий инквизитор встал. В руках его развернулся свиток:
— Мы, генеральный инквизитор во всех королевствах и владениях, против еретической испорченности назначенный… — звучал в ушах Авдеева ровный монотонный голос председателя трибунала, от которого мурашки поползли по телу и во рту пересохло.
— Я вспомню! — закричал Авдеев. — Я вспомню!
— …и уполномоченный святым апостольским престолом, постановляем…
Грешник, обезумевший от неумолимо надвигающегося на него приговора трибунала, вдруг бессвязно забормотал:
— Его надо похоронить, его надо похоронить… И все откроется…
Подручным надоело слушать подобную ересь, и они выкрутили ему руки за спиной и поволокли к бочке, но один взмах руки Великого инквизитора — и его отпустили.
— Надо похоронить? Все откроется после похорон?
— После похорон, после похорон… Супрема, супрема… — качался Авдеев.
Соколов поднялся с кресла, прихватив портфель с деньгами, и трое исчезли, оставив несчастного безумца наедине с Испанией, Верховным трибуналом и Великим инквизитором.