Когда экран засветился и Система потребовала пароль, он отбросил все посторонние мысли.
В тот день Евгения проснулась поздно. Пошарила рукой по подушке — никого. Открыла глаза — одна. Спустилась вниз: чайник на плите стоял еле теплый, а Германа и след простыл.
— Вот и вся любовь! — хмыкнула Евгения, зажигая конфорку, и тут же спохватилась: раз исчез — надо включить телевизор.
Связав свою судьбу с Германом, она, естественно, хотела знать все: и чем занимается он, и чем придется заниматься ей самой. А если не знать, то хотя бы догадываться.
На экране телевизора возник Владимир Бережной. Журналист, стоя перед особняком, где Евгения когда-то работала, нагонял на зрителей страх:
— В центре Москвы! на Гоголевском бульваре!! Средь бела дня!!! в своем кабинете выстрелом в упор убит известный предприниматель и акционер Банка развития столицы Сергей Павлович Барсуков. — Журналист втянул голову в плечи, затравленно оглядываясь по сторонам.
Евгения вздрогнула. «Ах, Сергей Павлович, Сергей Павлович! — покачала она головой. — Вы слишком много знали. Хоть и были большим негодяем, все равно вас немножко жаль…»
— Остается загадкой, кто его убил, — перебил ее мысли голос журналиста.
— Тоже мне загадка, — фыркнула Евгения. — О Таечке не сказано ни слова. Значит, там ее не было. Барсуков сам открывал дверь. Дверь мог открыть только своим, потому что трус он большой. Кто свои? Люди Соколова. Вот и вся загадка.
— Но загадка даже не в том, кто его убил, — не унимался Бережной, — а в том, кому нужно, чтобы Банк развития столицы перестал существовать? В самом деле, уничтожена вся верхушка, а активы банка оказались за границей.
— Этого и добивался Ежик, — пожала плечами Евгения, прихлебывая чай. — Герман Генрихович, я не ошибаюсь, активы перевели вы? — спросила она вслух в пустой кухне.
И тут же представила себе его ответ. Левая бровь, нет, правая бровь выгнется, приподнимется правый уголок рта, и Ежик уронит:
— Возможно.
— Интуиция мне подсказывает, — подхватил корреспондент, — что укрупнение, о котором так долго говорили в Центробанке, началось.
— Да ерунда все это! — отмахнулась Евгения, посыпая бутерброд зеленым сыром. — Тогда при чем тут Мокрухтин? Федор Степанович, что вы на это ответите?
И вообразила: покойный, «с ее легкой руки», садится в углу кухни и криво улыбается, показывая Евгении золотую фиксу.
— За что вас пытался убить Герман Генрихович?
— Да обычное дело, — осклабился Мокрухтин. — Узнал. От братвы. О Буланове. «Крыши» нет. Предложил помощь. Он отказался. А этот. Меня застрелил.
— Но вас же предупреждали, — напомнила Евгения, — что вы залезли не туда, Буланов всю колонию держит, и если вы не повернете оглобли, то братва вас обует в ящик.
— Не понял, — сказал Мокрухтин.
— А что тут не понять? Буланов построил мужской монастырь и помогает бывшим уголовникам устроиться в новой жизнь. По воровским законом он неприкосновенен. А вы на него наехали. О чем вам кричал Леха по телефону? Вспомнили?
— Поздно, — вздохнул Мокрухтин.
— Тогда следующий свидетель: Орехов Сергей Борисович. Прошу.
И в кухне у холодильника возникла фигура депутата Государственной думы, каким его запомнила Евгения в квартире Зинаиды Ивановны: в широких трусах, дебелым, с пузом и подагрой.
— А вас, Сергей Борисович, за что убил Герман Генрихович?
Депутат нахмурился.
— Шантажировал Буланова.
— Расскажите подробней.
— Что рассказывать? С пятидесяти метров, из ТТ, в середину лба… — И Орехов ткнул пальцем в телевизор. — Этот стервятник вам все показал!
Бережной с экрана отозвался:
— …Естественно, начался отстрел. Судя по почерку, работал профессионал…
Евгения усмехнулась: как странно устроен мир! Бережной говорит совершенно о другом, а все совпадает с ее мыслями. Может, это не случайно, а закономерно? Ведь случайность — это язык Бога.
— Итак, господа, — встрепенулась она, — что мы имеем? Как только над Булановым сгущаются тучи — появляется Герман Генрихович, — Евгения представила себе его смеющиеся глаза. — Вас, любимый, недаром заинтересовали финансовые операции Банка развития столицы через Лихтенштейн. Почему? Потому что между банком Буланова и вашим банком в Германии есть промежуточное звено — тот же Лихтенштейн.