— Тебя надолго отпустили с того света?
— На час. Утром я улетаю.
— Куда?
— В Германию.
— Все мертвецы живут там?
— В некотором роде.
— А на том свете хорошо кормят? Что дают?
— В основном сосиски с тушеной капустой.
— В Германии жить можно, — вздохнула Сашка.
Евгения только усмехнулась, падчерица же ласково погладила ее руку и вкрадчиво спросила:
— А умирать было страшно?
Евгения успокаивающе похлопала ее по маленькой ладошке:
— Это не смерть, это тайна. Помнишь, я читала тебе Евангелие: не все мы умрем, все изменимся.
— Но ты же не изменилась! — живо возразила Сашка. — Я тебя щупала.
Евгения переключила внимание падчерицы с того света на этот:
— Как ты живешь?
— Скучно. — Девочка зевнула. — Бабушка все рассказывает про чертей, а папа носится с Зинаидой Ивановной.
— Ты ее видела?
— Приводил, — хмыкнула Сашка. — Бабушка закрылась у себя в комнате и кричала из-за двери, что у нее давление. А я вышла посмотреть: ничего особенного.
— Но она же красивая!
— Знаешь что? — И Сашка выдала любимую фразу боярыни Морозовой: — Мне от ее красоты ни жарко ни холодно!
Евгения чуть не засмеялась:
— Я думаю, она добрая и хорошо готовит.
— Мне-то это зачем? — взвилась Сашка. — Она мне: Сашенька, Сашенька! Что тебе сделать на завтрак? Может быть, сырнички? Противно слушать.
— Сашка, но ты не права! Если ты не любишь сырники, это не значит еще, что и папа их не любит!
Но Сашка как будто не слышала и продолжала гнуть свою линию:
— Он ей: «Зиночка, Зиночка!», а она ему: «Мишенька, Мишенька!» — и по головке друг друга гладят. Смотреть противно!
— Сашка! — строго сказала Евгения. — Ты папу любишь?
— Ну люблю.
— А меня ты любишь?
— Люблю! — загорелась Сашка.
— Тогда я тебя прошу полюбить Зинаиду Ивановну. И тебе будет легче, и папа будет счастлив, и мне на том свете тоже спокойней станет.
— Папа и так счастлив. Он твои деньги нашел. Бабушка тут же сказала, что ты хорошая.
«Слава богу! — вздохнула Евгения. — Теперь они обеспечены». — Но тут же ее посетили иные, и горькие, мысли: «Но если бы я вернулась, — живая, здоровая, — они бы спросили: «Зачем ты пришла?» Одна Сашка была бы рада. Поэтому я к ней и пришла».
— Как у папы дела на работе?
— В прокуратуре, что ли? Он как деньги нашел, так из прокуратуры ушел. Они теперь вместе с Завадским женщин ищут.
— Каких еще женщин?
— Неверных жен. А мужья им за это платят.
— Частное сыскное агентство? — уточнила Евгения.
— Ну да! Ему твои деньги, а мне твои книги достались. Папа хотел их продать, а я как заплакала, как закричала! Он испугался и отдал их мне. И даже полочки повесил. Я хочу читать Канта. Мне рано?
— Я начала в четырнадцать.
— А мне только девять, — вздохнула Сашка. — Мало, да?
Евгения посмотрела на светящийся циферблат наручных часов.
— Возьми меня с собой на тот свет! — вцепилась в нее Сашка.
Евгения в первый момент опешила, а в следующий момент глубоко задумалась. Ей пришла в голову простая мысль: забрать. Когда Сашка вырастет, ей нечего будет здесь делать, такая жизнь не для нее: натура другая, другой темперамент, да и тип мышления другой. А поскольку ГМН строится по родственному принципу, то и о кадрах следует заботиться заранее. А ее Сашка — именно тот человек.
«Вот еще зачем я пришла!» — озарило Евгению, и она потянулась к девочке:
— Ты должна вырасти, выучить немецкий, и тогда я за тобой приеду.
— Когда?
— Когда кончишь школу.
Евгения поцеловала ее, поднялась и пошла к окну — точно по звенящему лунному лучику.
— Я буду тебя ждать! — прошептала с кровати Сашка.
Евгения кивнула в ответ и задернула шторы; лунный лучик исчез — и силуэт пропал. Сашка закрыла глаза…
Но она слышала, как открылась дверь квартиры и даже шаги Евгении по лестнице, когда она спускалась, последней хлопнула дверь подъезда. Потом все смолкло.
Сашка заснула со счастливой улыбкой на губах. И даже во сне она знала, что ничего ей это не приснилось, все было на самом Деле. И что через девять лет за ней обязательно приедет Евгения и заберет ее на тот свет. Надо только хорошо учиться. А пока можно полюбить и Зинаиду Ивановну. Прямо с завтрашнего дня она это и начнет.
На следующий день Сашка проснулась и побежала рассказывать о ночном визите бабушке — та только перекрестилась. Вечером пришел отец — она рассказала и ему. Отец отмахнулся. Так ей никто и не поверил.