Завскладом поспешно проставил и число. Выходило — месяц назад.
— Я могу идти?
— Стоять! — рявкнул «негр».
— Не могу. Радикулит не позволяет.
От радости, что бумажка подписана, Малиныч подставил заведующему под седалище стул и кинулся в административный корпус.
В то время как Малиныч возился с завскладом, Барсуков и Евгения в сопровождении «чертей» двигались к двухэтажному зданию офиса.
Растекаясь по первому этажу, врываясь в комнаты, «черти» кричали:
— Всем сидеть! — и испуганные женщины бросали свои компьютеры и замирали, как наказанные дети. Когда тяжелые кованые ботинки застучали по деревянной лестнице на второй этаж, над их головами, как тараканы, забегало руководство. Один попытался звонить по мобильному телефону — и получил с размаху удар прикладом автомата. Телефон отлетел в одну сторону, а любитель поговорить — в другую.
В кабинет директора вслед за бугаями в камуфляже вошли Барсуков и Евгения. Лицо руководителя фармацевтической фирмы напоминало цветом грязный снег — явление удивительное в мае. Он так и остался сидеть за столом. Сил встать у него не было.
Присели и Барсуков с Евгенией — на стулья у стола.
— Здравствуйте, милый вы мой Александр Петрович! — стал кланяться Барсуков. — Как мы рады вас видеть в добром здравии! Не иначе как наш пенициллин помог. Инъекции в задницу делали?
За спиной Евгении возник Малиныч и протянул ей накладные.
— Не хотите ли вы, — пел Барсуков директору, — достать ваши накладные на пенициллин и сверить их с нашими? Нет ли каких разночтений? Евгения Юрьевна, помогите директору.
Евгения встала и подошла к шкафу. Дверцы были закрыты на ключ. Она оглянулась на одного из бугаев, и тот в мгновение ока обыскал карманы директора. Ключи были в связке.
— Какой? — прорычал бугай.
Директор дрожащим пальцем показал, Евгения открыла шкаф. В рядах корешков она безошибочно нашла нужный. Они не держали подобную документацию в папках с названием фирм, с которыми работали, ибо бумаги после окончания сделки подлежали уничтожению.
— Вот его экземпляр. — Евгения положила на полированный стол перед Барсуковым папку. — А вот наш. — И рядом появилась накладная, только что подписанная завскладом.
Из внутреннего кармана пиджака Барсуков неторопливо достал очки, водрузил их на кончик носа и зацокал языком:
— Ай-я-яй! Нехорошо. Целый месяц прошел после последней инъекции. Пенициллин уже должен рассосаться! А у вас все еще на ягодицах шишки. Совсем вы себя, Александр Петрович, не бережете.
На столе у директора стоял калькулятор. Барсуков бесцеремонно развернул его к себе.
— Итак, что мы имеем? Пятьдесят миллионов флаконов по цене пятьдесят копеек. Заметьте: цена бросовая. А что получилось? О! Двадцать пять миллионов рублей. Это уже кое-что. Но позвольте! — вдруг спохватился он, разыграв испуг. — Двадцать пять миллионов было месяц назад. А сейчас на дворе цветущий май. Чувствуете, как пахнет в воздухе зеленью? Посмотрим, насколько она распустилась за последний месяц? Евгения Юрьевна, — всем своим массивным корпусом он повернулся к женщине, — какой у нас процент штрафа по договору?
— Одна десятая процента за день просрочки.
— И здесь одна десятая процента, — взглянув на бумагу, как бы удивился Барсуков. И опять защелкал на калькуляторе. — Что у нас в результате? Двадцать пять тысяч рублей за один день просрочки. А за тридцать? Аж семьсот пятьдесят тысяч! Ладно уж, моральный ущерб мы учитывать не будем. Итак, двадцать пять миллионов семьсот пятьдесят тысяч. Отдай, Александр Петрович, и не греши!
И Барсуков откинулся на спинку стула, не сводя своих серых нахальных глаз с директора.
— Ключ! — прорычал бугай.
Директор снял с себя ключ. Он висел у него на шее вместо крестика.
— Значит, в доллары веруете, Александр Петрович, — покачал головой Барсуков. — Заметьте, Евгения Юрьевна, как низко пал моральный облик нашего народа. Раньше верили в коммунизм, еще раньше — в Бога, а сейчас верят в ключи от зеленого рая. Наивные люди! Ведь их там никто не ждет. Все места давно уже заняты. А они в тщетной надежде цепляются ручками за белое облачко, пытаясь на нем удержаться. А их пинком — раз! — и полетели! И — шмяк о русскую грешную землю! Бо-о-ольно! — юродствовал Барсуков.
Евгения брезгливо смотрела на расстегнутый ворот рубашки директора с капельками пота на волосах и влажный от тела ключ с цепочкой. Ей не хотелось прикасаться к нему руками. Выручил ее Малиныч, который страсть как любил считать деньги — не важно, свои или чужие. Жилистой лапкой он цапнул теплый ключик и стал возиться с сейфом. Распахнул. Пачками лежали доллары, пачками и родные «деревянные». Естественно, Малиныч набросился на доллары, стал сортировать их по стопочкам. Вытянув шеи, все смотрели, как он священнодействовал. Франклин — к Франклину, Грант — к Гранту, потом пошли Джексоны, Гамильтоны, Линкольны и совсем уже незначительные Джефферсоны и Вашингтоны. В кабинете стояла гнетущая тишина, слышался только шелест купюр и царапанье по столу, как будто в комнате скреблась гигантская мышь. Мышь подняла голову и человеческим голосом произнесла: