— Но забрать мы вас все-таки заберем, — сказал он. — Есть у вас место, где вы могли бы пока пожить? Подруга или дальняя родственница, к примеру? Подумайте. К родителям нельзя, на них эта банда выйдет. Вечером отвезем вас, куда скажете. А сейчас закройте за нами дверь и никому не открывайте. Мы пока в этом доме. Пойдем, Сергей.
Они спустились на четвертый этаж.
— Ну что там про Либерию? — спросил Завадский.
— Западная Африка, побережье Атлантического океана. Территория сто одиннадцать тысяч квадратных километров, население чуть больше двух миллионов. Кофе, какао, каучук, золото, алмазы. Но это не главное. Главное — мощный торговый флот. По тоннажу судов занимает первое место в мире. Вопрос: откуда такой мощный флот у народа в два миллиона человек? Ответ: все дело в низких налогах. Суда, естественно, не либерийские. Немецкие, французские, российские, американские. Но ходят под либерийским флагом. Это все равно что компанию в офшоре зарегистрировать.
— Это что же, — соображал Завадский, — выходит, у Мокрухтина свой танкер?
— Танкер не танкер, а нефть точно есть.
Перед квартирой Мокрухтина под номером 35–36 готовилась к прорыву группа зрителей с испитыми физиономиями. Милиционер, сдерживая натиск, кричал:
— Разойдись! — и размахивал дубинкой.
Услышав шум, Завадский вышел из квартиры на лестничную площадку. Будучи роста небольшого, среднего женского, он засунул руки в карманы джинсов, привстал на носках, опустился, еще раз привстал-опустился, и кролики затихли, завороженные мерными покачиваниями удава.
— Ну? — строго спросил удав.
Толпа загудела.
— По одному! — приказал капитан.
Приказ был выполнен беспрекословно. Из человеческих тел высвободилось одно и заговорило:
— Гражданин начальник!
— Так! — констатировал Завадский. — Неумывайкин, короче.
Неумывайкин показал пальцем в пол:
— Мы про Огаркова. В магазине его не видели, соседи не слышали, стучим — не открывает.
Завадский обернулся к Смолянинову, показавшемуся на шум:
— Пойду стукну.
Квартира № 32. Звонок. Шевеления никакого. Стукнул кулаком. Тишина. Завадский нагнулся и глянул в замочную скважину. Ключ в замке. Закрыто изнутри. Еще раз для верности позвонил.
— Отойди! — гаркнул он на кроликов. Те врассыпную.
Капитан хоть роста был невысокого, но крепыш, мускулы где надо имеются, вот и вдарил! На оглушительный грохот падающей двери сбежал с лестницы Смолянинов. Кролики было ринулись в квартиру, но Завадский цыкнул:
— Стоп! — И те столпились на лестничной площадке, замерев, как перед пропастью.
В комнате, раскинувшись на диване, лежал Василий Дмитриевич Огарков по кличке Огарок.
— Полюбуйся, Михаил Анатольевич, — позвал Завадский. — Еще один труп. Отличие — не совсем голенький. Да и не свеженький.
Следователь шагнул в квартиру и брезгливо засопел. Отвратительный запах проник ему в ноздри и не давал вздохнуть. Только конец мая, а на улице теплынь, градусов двадцать пять. В таких условиях труп разлагается быстро. Вон какой грязно-зеленый цвет лица, рук, ног. Грудь закрыта майкой, которая натянулась из-за увеличения объема тела вследствие образования под кожей и во внутренних органах гнилостных газов. Шея толстая. Лицо раздуто. Губы вывернулись, как у негра.
— Дня три-четыре, — уверенно заключил Завадский. — Почил приблизительно в то же время, что и Мокрухтин. Что скажете? Убийство?
Смолянинов огляделся. Дверь на балкон была прикрыта, но не заперта.
— Если убийство — убийца проник в квартиру тем же способом: спустился с крыши на балкон.
— Да знаю я его! — цедил Завадский, глядя на раздутый труп. — Ни из прошлых его знакомых, ни из нынешних ни один с крыши не слезет. Они по ровной-то земле с трудом ходят. А то, что он с крыши спустился, — это очевидно: входная дверь заперта на ключ изнутри.
— Родственники у него есть? — спросил Смолянинов.
— Неумывайкин! — крикнул в коридор Завадский. — Родственники у него есть?
— Мать честная! — появился в комнате плюгавый старикашка и зажал пальцами нос, глядя на мертвого собутыльника.
— Стой там! Не топчись! Родственники, спрашиваю, у него есть?
— Говорил — сеструха, а где — леший ее знает, — отвечал Неумывайкин, отступая.