Завадский вопросительно посмотрел на Михаила, но тот махнул рукой: больше, мол, не нужен.
— Иди, Неумывайкин. Понадобится — позовем.
— Квартира здесь, думаю, ни при чем, — сказал Михаил.
— Я тоже так думаю, — кивнул Завадский. — Если бы родственнички на квартиру позарились и заказали бы Огаркова, то не таким головоломным способом. Ночью, по веревке, с крыши на третий этаж? — маловероятно.
— С крыши на третий этаж! — хмыкнул Михаил. — А обратно с третьего на крышу? Веревки-то нет. Значит, он ее снял! И дверь изнутри закрыта. Представьте себе его физическую подготовку. Это тебе не алкаш: пришел с бутылкой, напились — и подушкой задушил. Нет, квартирка здесь ни при чем.
— Значит, при чем Мокрухтин! — уверенно стукнул ладонью по косяку Завадский.
— Не вижу связи.
В квартире Мокрухтина сидели эксперты и, закончив работу, уже пили на кухне чай, но Смолянинов не дал допить, пригласил их спуститься на этаж ниже. Люди привычные, пошли прямо с кружками чая. Тошнотворный запах на них никак не действовал. Прихлебывая чай, они смотрели на лежащего на диване Огаркова, прикидывая, где могут остаться следы, и заедали беседу печеньем.
Смолянинов сел писать протокол осмотра места происшествия.
«27 мая 1999 г. Старший следователь Фрунзенской межрайонной прокуратуры г. Москвы Смолянинов М.А. в соответствии со статьями…»
Номера статей УПК Михаил Анатольевич дописать не успел, так как раздался грохот. Неумывайкин шлепнулся на пол, распластавшись около дивана в позе, повторявшей позу убитого. К нему кинулся судмедэксперт Дмитрий Сергеевич, похлестал по щекам, и глаза у понятого чуть приоткрылись, но свет разума в них так и не зажегся. Неумывайкина оттащили от мертвого собутыльника и посадили на стул, голову прислонили к стене, чтобы не съезжала набок.
— Окна откройте! — крикнул Дмитрий Сергеевич другим экспертам, возившимся с отпечатками пальцев.
Открыли все окна, потянуло легким сквознячком. Дышать стало легче.
Смолянинов продолжил составлять протокол:
«Прибыв на место обнаружения трупа по адресу: г. Москва, Второй Тружеников пер., д. 2/3, кв. № 32, в присутствии понятых Неумывайкина…»
— Ваше имя, отчество? — обернулся следователь к понятому.
Глаза Неумывайкина сначала открылись, потом округлились, и он со стула опрокинулся на пол.
— Лазарь Моисеевич, — подсказал Завадский, вернув его тело на стул, и обратился к врачу: — Дмитрий Сергеевич, спирт есть?
— В чемоданчике.
— Лазарь Моисеевич, — пробормотал Михаил и тихо спросил Завадского: — Еврей?
— Он самый. Колено Виниаминово. Когда трезвый, всегда так представляется: Неумывайкин Лазарь Моисеевич из колена Виниаминова. От слова «вино», а не «Вениамин».
Капитан Завадский намочил ватку спиртом и сунул под нос Неумывайкину.
— И пьет? — дивился следователь.
— В России все пьют: и евреи, и немцы, и чукчи. Все! Одно слово: россияне.
Лазарь Моисеевич вдохнул спирт и пришел в себя.
— Держи! — Капитан поднял руку несчастного понятого, вложил в нее тампон и поднес к лицу.
Неумывайкин еще пару раз глубоко затянулся, и девяносто шесть градусов сделали свое дело. С этого момента он смотрел на все происходящее, не отрывая вату от носа, как бы через легкий флер.
— Адрес? — спросил капитан, хотя и так прекрасно этот адрес знал; спросил, чтобы убедиться — очухался тот или нет? — Второй Тружеников переулок, дом 2/3, квартира… Не расслышал, — наклонился к понятому Завадский, переводивший его невнятное приглушенное бу-бу-бу. Неумывайкин опять что-то буркнул. — Квартира 8. Молодец! В обморок больше не падать! Подпись под протоколом потребуется. Понял?
Неумывайкин кивнул: понял.
— Следующий! — закончил писать Смолянинов.
Капитан выглянул на лестничную площадку:
— Антипкин! Ко мне!
В квартиру протиснулся высокого роста субъект, прихрамывающий на правую ногу из-за ее укорочения, и с дебильным выражением лица.
— Антипкин Анатолий Петрович, — отрекомендовал Завадский.
Следователь склонился над протоколом:
— …и Антипкина А.П., проживающего по адресу… — Не поднимая головы, Михаил ждал, что второй понятой подаст голос.
Гражданин Антипкин молчал, во все глаза разглядывая мертвое тело.
Михаил вскинул на него глаза:
— Антипкин! Адрес!
— А? — встрепенулся тот. И опять уставился на Огаркова. — Рекламная пауза! — вдруг гаркнул он и судорожно открыл рот.
Глаза Анатолия Петровича затуманились, заволоклись прозрачной дымкой, и он начал терять сознание, которого у него и без того было немного.