Лукавство, конечно, здесь было. Не успев расплатиться за один долг, Приморэнерго перманентно впадало в другой. И лукавство состояло в том, что, вытаскивая Приморэнерго из мата (мы, естественно, имеем в виду шахматы), она ввергала их в патовую ситуацию, из которой уже невозможно выбраться. В шахматах при этом заключают ничью. Но в жизни игра продолжается! Люди ходят на работу, вырабатывают киловатты-часы электроэнергии, получают зарплату, на нее кормят семью, играют свадьбы, рожают детей, но без компании «Экотранс» больше обойтись не могут. Они связаны с ней намертво. Только философ может правильно осмыслить экономическое положение в стране как систему, в которой материальные ценности вырабатывают одни, а деньги за это получают другие, оставляя производителю ровно столько, чтобы он не умер с голоду. Вот мы и говорим вам: патовая ситуация. Ну как, теперь поняли, почему Барсуков платил Евгении пятнадцать процентов от сделки?
— Поняли, — ответил Владивосток.
Смотри-ка: даже на таком расстоянии доходит!
— Тогда к вам сегодня вылетит наш человек с подписанным договором. Текст договора мы согласуем с вами по факсу. По этому договору вы передаете ему по доверенности все векселя Горьковской железной дороги под обязательство нашей фирмы. Мы рассчитаемся с вами в течение десяти банковских дней. Устраивает?
— Нам нужно посоветоваться, — вдруг заупрямился осторожный Владивосток. — Мы вам перезвоним.
Евгения поняла, что стоит за словом «посоветоваться». Они надеются сначала получить деньги, а потом отдать векселя.
Нетушки! Она знала, как действовать. Быстро составила договор, распечатала и отправила Таечку с ним к юрисконсульту во «Внешторгобъединение». Когда из Минздрава вернулся Барсуков, договор был готов.
Барсуков вошел радостный:
— Ну, как дела? Сертификат у меня на мази. А как спирт?
— У вас кто-нибудь на Дальнем Востоке есть? — спросила Евгения.
— Есть, — откинувшись в кресле, расслабился радостный Барсуков. — Гусь лапчатый.
— Но это же Сибирь, а не Дальний Восток! — растерялась Евгения.
— А что тебе надо?
— Чтобы Гусь лапчатый позвонил Назаренко. Можно?
— Если ему дать телефон Назаренко, то можно.
— Тогда звоните своему лапчатому. Пусть Назаренко надавит на Приморэнерго и хорошенько постращает их. И тогда мы перевезем наш спирт бесплатно.
Через час Приморэнерго разговаривал с Евгенией как шелковый.
— Где Малиныч? — положила Евгения трубку.
— Малиныч сегодня с собакой. В ветеринарной лечебнице.
— Не вовремя! Опять ваш Рекс паспорт съел? Он мне нужен.
— Зачем? Хочешь послать его еще подальше?
— В Приморэнерго.
Барсуков присвистнул, а Евгения уже говорила с вошедшей в кабинет Таечкой:
— Закажи на Малинина авиабилет на ближайший рейс до Владивостока и обратно. Где он сейчас? — повернулась она к шефу.
— Ветеринарная клиника Российского общества покровительства животным. В Неопалимовском.
Евгения — Таечке:
— Вылови его. С паспортом. И составь доверенность на получение векселей Горьковской железной дороги от Приморэнерго. И тут же пускай улетает!
— А меня ты куда пошлешь? — хохотнул Барсуков, подмигнув Таечке.
— В Высший арбитражный суд. Вы говорили, у вас есть там свой человечек? С ним обязательно нужно договориться.
Глава вторая
А что в это время делал муж Евгении? Звонил в дверь коммунальной квартиры № 34 прямо напротив Мокрухтина. Дверь распахивает старик в валенках. На валенки натянуты еще полиэтиленовые пакеты, схваченные у щиколоток резинками. Пока Смолянинов разглядывал небритого старика с одним выпученным глазом (другой был стеклянный), Завадский уставился на полиэтиленовые пакеты. И пол в коридоре вымыт каким-то странным образом: посередине дорожка чистая, а у стен грязь. Причем старая, засохшая, заскорузлая. Похожим образом выглядел пол в квартире убитого Мокрухтина. Но, конечно, по бокам такого безобразия не было.
— Вам кого? — грозно спросил одноглазый старик, подозрительно оглядывая капитана и следователя в партикулярном.
— Цецулин Михаил Иванович? — заглянув в книжку, широко улыбнулся Завадский, сразу став похожим на хомячка. — Мы из милиции. — И локтем легонько толкнул Смолянинова в бок. Мол, смотри, что сейчас будет!