— Пошли к машинам!
Но не получил ответа, разве что хор лягушек грянул снова с жизнеутверждающей силой. И тут, приглядевшись, он увидел, что напарник его лежит на мостках, свесив к воде голову. Он выхватил короткоствольный автомат и повел им в темноте. Тихий хлопок раздался с той стороны струящейся речки, и гигант рухнул на берег рядом со своим напарником.
Евгения лежала долго. Никаких звуков, никто не возвращался за ней, никто не говорил, вставать ей или нет, и вообще — что делать? Встать Евгения побоялась. Полежала, подумала и поползла. Поползла прямо к саду с белеными яблонями. Как начался сад, так встала. И тут голос мужа ее окликнул:
— Женя!
Она бросилась к мужу, сидящему у ствола с привязанными к дереву руками:
— Что с тобой? Кто это сделал? — как будто не знала кто.
Но муж он и в Африке муж, он и привязанный к яблоне — муж, и первым делом он спросил строго и требовательно:
— Ты где была?
— У реки.
— Что они с тобой сделали?
Евгения все мигом сообразила: если мужа ее связали, значит, ее тоже должны были выкрасть.
— Они меня выкрали и бросили у реки. А с тобой они что сделали? Они тебя пытали? — Евгения кинулась развязывать веревки.
Михаил Анатольевич вздохнул:
— Он интересовался у меня, у кого архив. Я сказал — у Болотовой.
Евгения прыснула, несмотря на серьезность ситуации.
— А куда он пошел?
Михаил кивнул в сторону реки.
«Значит, навсегда, — подумала Евгения. — Сейчас он подойдет к реке, увидит напарника — ну и все…»
И в это самое время у мостков замертво повалился второй боевой слон персидской армии.
— Ты знаешь, где здесь милиция? — спросил Михаил, освобождаясь от веревок.
— О чем ты, Миша? — всплеснула руками Евгения. — Какая милиция? Даже ты не знаешь, кто они. Как на них выйдет местная милиция? Как они тебя защитят?
Михаил замотал головой:
— Я что-то плохо соображаю. Он меня чем-то треснул.
— Вставай и пошли домой. Болотова уже мертва и ничего не скажет. А они пусть ищут.
Герман и его помощник погрузили трупы в машины, брошенные у шлагбаума дачного товарищества, и помчались на них к лесному озеру неподалеку от славного города Чехова. Разогнав машины над обрывом, они выскочили из них перед самым падением с кручи. Всплеск, бульканье, пузырьки, муть — вот и закончился подмосковный поход боевых слонов персидской армии. И концы в воду.
На рассвете Евгения побежала первым делом к реке. Но от вчерашнего эпизода не осталось никаких следов: Ни трупов, ни крови, ни Ежика. Один бурьян стоит.
Глава третья
В понедельник утром, перед тем как уходить Евгении на работу, в московской квартире раздался звонок. Уже одетая, она подняла трубку. Женский голос сказал:
— Михаила Анатольевича, пожалуйста. Здравствуйте.
— Его сейчас нет, — ответила Евгения осторожно. — Что ему передать?
— Это говорит секретарь прокурора. Его просят выйти на работу.
— Хорошо, передам. Он уехал к родственникам в деревню, но обещал позвонить.
И тут же перезвонила мужу на мобильный:
— Миша, звонили из прокуратуры. Тебя просят выйти на работу.
Михаил приехал в прокуратуру еще до обеда. В вестибюле висел на стене портрет Болотовой с траурной ленточкой и кокетливым черным бантиком в правом углу. Под портретом на столике — две сиротливые гвоздички. Сослуживцы не очень-то расщедрились и особо не огорчились. Ни одного скорбного выражения лица. Наоборот, все как-то оживлены, многозначительно подмигивают, проходя мимо Михаила Анатольевича, кое-кто хлопает его по плечу, кое-кто пожимает руку.
«Они что, сдурели все, что ли? Как будто я ее убил, а они меня за это благодарят», — ежился Михаил Анатольевич, стоя у портрета и читая длинный некролог деяний покойной прокурорши:
«…Смерть вырвала из наших рядов несгибаемого борца с организованной преступностью, коррупцией и взяточничеством. Всю свою сознательную жизнь Елена Борисовна Болотова отдала без остатка нашей правоохранительной системе, не останавливаясь ни перед чем. Ее не могли свернуть с избранного пути ни шантаж, ни прямые угрозы, ни давление сверху…
Светлый образ Елены Борисовны навсегда останется в наших сердцах подобно путеводной звезде на юридическом небосклоне. Группа товарищей».
«Да это же просто издевательство! — недоумевал Михаил Анатольевич. — Воистину, о мертвых или ничего, или хорошо. В данном случае — слишком хорошо, и это слишком похоже на издевательство».
Его кто-то дернул за рукав: