— Такова селяви, — рассеянно ответил Андреа, думая о своём. — Они молоды, прекрасны, и над ними довлеет инстинкт размножения.
И тут до него дошло, что рядом сидит Риточка Розовая пони и дышит, как это делают дети — готовясь громко и выразительно заплакать.
— И только со мной никто, никто не хочет встреча-а-аться-а-а-а-а-а!.. — не обманула его надежд Ритуся.
Андрей дружески взял её за руку, лишь бы прервать страдальческие излияния:
— Милое дитя, ты прелестна в своём наивном безумии. Проблема твоя в том, что стоит тебе заговорить, как людям хочется бежать прочь, с воплями зажимая уши… — он посмотрел ей в лицо и запнулся.
Риточка вовсю таращилась на него широко распахнутыми пронзительно голубыми глазами, растерянно округлив свой ротик. Губы у неё были очаровательно розовые, и дон Андреа вдруг подумал, какие они, должно быть, мягкие и чувственные.
Благородный дон внезапно ощутил прилив жара в неких деликатных отделах своего тела. Ручка девы была дивно нежной, пальчики трепетали. Он поспешно встал и потянул её за собой.
— А куда мы…
Андреа резко развернулся, притиснув её к себе, словно в танго, и прижал к её губам палец. К её таким пухленьким, таким сладким губкам… С трудом сдержал рычание.
— Лапушка, умоляю, только молчи! Пойдём со мной, и мы найдём, чем занять твой ротик…
МЫСЛИ ПРО ВСЯКОЕ
Мысли приходили периодически в совершенно хаотичном и случайном порядке и требовали немедленного записывания.
…
— Надо урук-хаев поставить на охрану приграничных полос.
— А, может, лучше троллей?
— И троллей тоже. Только в горы. А в леса и степи — орков.
— Правильно! И объявить их лесничими заповедников!
— Точно! А монстров объявить уникальной фауной!
— И все попавшиеся пати отправлять на исправительные работы за браконьерство!
…
— И что, ты думаешь, это нормально — финансовые отношения такого плана в игре?
— А почему нет? Гоблинам должно понравиться.
…
— Ты сам как думаешь: из белой дракоши, воспитанной молодым варгом, вырастет полноценный боевой дракон?
— Боевым варгом и — в придачу, не забывай — старым опытным сыром. А потом, ты зря сбрасываешь со счетов Ваську, он приходит её навещать…
…
— Нам срочно нужно ввести в игру какой-нибудь суперкрутой артефакт. Доспех или что-нибудь в этом роде.
— Магический меч?
— Например. Или воскрешающий амулет. Бесконечный какой-нибудь.
— Что-нибудь заманушное?
— Да. Но для того, чтобы его получить нужно будет совершить гадость.
— Прямо гадость?
— Сильную гадость. Подставить кого-то. Продать… Привести пати в ловушку, например.
— Ну ты даёшь! И какой нам от этого гешефт?
— Ты говоришь как гоблин.
— Ага. И всё-таки.
— В итоге в финальном зале этот человек окрасится в тёмное. И ему придётся сражаться против своих — или откатить персонаж к нулю.
— Сурово.
— А вот не надо гадости делать.
— Хм-м… Один напорется — и всё будут знать о такой подставе.
— Значит, нужно несколько разных предметов. Таких, чтоб прям «хочу-хочу!!!»
— Целый набор таких артефактов? Про́клятый сет*?
*Набор (обычно от двух до шести предметов),
объединённых общей тематикой/стилистикой
и в совокупности приносящий
(или в данном случае отнимающий)
больше бонусов,
чем просто сумма бонусов
от каждого предмета.
— Подумай над этим.
…
— Петь, тут у нас с Фрейей казус вышел.
— Опять объелась?
— Хуже. Играла с Хаартом, а Бруг его на учения позвал. А она как давай верещать — у всего двора уши позакладывало. Капризуля.
— Вот я ей по жопе надаю!
— М-гм. И ещё огорчу тебя сейчас. Я почитала, у белых почти никогда огня не бывает.
— Хреновое дело. Но какое-то свойство у неё должно быть?
— Должно…
НУ, С ПОЧИНОМ!
Тревожный маяк оторвал его прямо от…
Нет, так нельзя.
«Выдернул прямо из постели» — вот так можно.
«Десять минут до переноса!» — ну, спасибо!
Торопиться в таких делах — что может быть хуже? И тёмный властелин был изрядно раздражён.
Однако, глянув на пати, он понял, что определённой динамики в игровых отношениях ему всё-таки удалось добиться. Эти игроки не смотрели на него как на нарисованного мужика с мишенью на груди. Куда больше было похоже, что они ненавидят его всеми оттенками ненависти, которые им доступны.
— Так-так… — произнёс он, и эхо гулко раскатилось под сводами зала, — я смотрю, жизнь-то вас потрепала.