- Пусть бы уже и не говорили. Неохота и поминать Верхнего Мага. Он как глянет - так мурашки по коже. Такой же страшный, как и Саен, не к ночи будут помянуты оба. Пусть заберут их души зменграхи или гуссовы утопленники...
Птицу все эти разговоры настораживали. Что за Верхний Маг, которому собираются ее продать? Она снова станет рабыней? И ее увезут в Верхнее Королевство как рабыню? С Верхними Магами Саен вряд ли сможет тягаться, это даже ему не под силу.
Птица приуныла. Запястья затекли и надсадно ныли, голова немного болела и страшно хотелось есть и пить. Она с вечера не брала в рот пищи, и Еж уже, наверное, давно хватился ее. Беспокоиться и не может понять, что случилось. Еда у него и у Травки есть, голодными они не останутся. И хлеб есть, и яйца, и молоко. И вчерашний ягодный пирог должен лежать на столе, в большой миске, накрытый полотенцем. С едой все хорошо , но вот испугаться они могут.
А Саен что о ней подумает? А вдруг он догадается - зачем Птица понеслась на соседний холм, и не захочет ее выручать? Он ведь строго велел не прибегать к колдовству, и Птица вовсе не дура, чтобы понимать, что приворот тоже входит в запретные деяния.
Неутешительно все и не радостно. Вот же глупая она! Глупая! Дурочка и есть, и большие никто она! И зачем только поплелась на эту клятую горку? Ну, отпустил бы ее Саен после своей женитьбы, так, небось, не с пустыми руками. Не голодную, с хлебом и деньгами. Уж как-нибудь пристроилась бы в Каньоне. Может, убирала бы у кого. Может, на рынок попросилась бы, товар продавать. Она красивая, улыбаться покупателям умеет. Что еще надо?
А теперь вот продадут ее в какой-нибудь торговый караван к вонючим воинам-охранникам, и будет она грязная, оборванная, битая всеми. Уж лучше бы она оставалась в Линне, у мамы Мабусы. Уж лучше бы ее продали в храм Набары.
Вот тебе и три улыбки солнца. Профукала она всю свою удачу, не оценила. Все дулась на хозяина, все боялась, все дичилась. А теперь вот - ни чистого теплого дома, ни хорошей одежды. Даже обуви на ногах - и того нет.
Невеселые думы одолевали Птицу. А рядом плелся Мыгх, и мысли у него в голове были длинными, ленивыми и очень простыми. Будто не мысли, а какие-то толстые черви, что еле ворочаются. Короткие, бесцветные. Только и думал Мыгх, что о медяках, да об овощной похлебке, да о торговке Хамме, которая и должна дать денег за плащ. И при этом Мыгх временами поглядывал на Птицу, словно желал убедиться, что одежда не исчезла с нее, не пропал его долгожданный заработок.
Вдруг Птица нахмурилась. Как-то получилось, что она стала понимать то, о чем думает идущий рядом Мыгх. Пусть не внятно, не четко, пусть только наметки. Но вот же, догадалась, что он хочет есть и хочет поскорее продать плащ и сапоги. И больше никаких мыслей у него в голове, как будто башка слишком маленькая, и любым другим думам просто нет в ней места.
Неожиданное открытие не взволновало и не обрадовало. Уж лучше бы она оставалась в домике Саена и занималась сейчас хозяйством, чем выслушивала глупые мысли разбойника с дурацким именем Мыгх. И откуда эти двое взялись в Каньоне? Птица думала, что темные люди не водятся в этом светлом месте, что таких в Каньон не пускают.
А, может, и действительно не пускают. Пробрались тайком, по бездорожью да оврагам. Вон, продираются через чащу леса, ломятся через колючие кусты, ругаются и машут небольшими топориками. Оружия у этих двоих не водится - настоящего оружия. Ни мечей ни сабель, только ножи короткие и непутевые, да вот, небольшие топорики, которыми разве что сучья на костер рубить да дорогу в кустах прокладывать. И то - не очень удобно.
И, вот, наконец, к полудню, когда солнце, спрятанное за тучами, поднялось достаточно высоко, чаща густого леса вдруг расступилась, склон ушел резко вниз и запахло сыростью и камышом. Где-то печально закричали утки - и сразу же пронесся над головой косяк. Птицы собирались на юг, куда-то к Линну, на зимовку. Так рассказывал Саен, что утки в Каньоне улетают на зиму в теплые места. Была бы Птица уткой - так полетела бы вместе с ними и оказалась у теплого моря и жаркого песка, в родном городе...
Они приехали к маленькому озерцу у входа в ущелье. По краям озера стояли небольшие деревянные домики - даже не домики, а хижины в одно окошко. Темные, крытые деревянными досками.