Не все реки текут. 1. Робер
Я с трудом разлепила веки и приподнялась на локте, превозмогая тянущую боль в левой груди.
– Очнулась! – восторг девушки, примостившейся на краешке моего походного ложа, такой искренний, что мне сразу становится стыдно – я совершенно не могу ее вспомнить. У девушки, почти девочки, воспаленные глаза на мокром месте и лицо красными пятнами. А так она довольно мила, даже красива. Только одета странно. И вся какая-то грязная, растрепанная…
– О, моя госпожа…– девушка припадает на колени, прямо на мокрый земляной пол, то ли в виноватом поклоне, то ли в молитвенном экстазе…
Глаза ищут источник боли и находят рваную, клочьями, дыру в кольчуге в области сердца да кровавые лохмотья нательной сорочки. Я встаю, равнодушно остановив взгляд на огромном почти черном пятне, расползшемся по небесно-голубому плащу, которым кто-то заботливо застелил плетеные носилки. Это что, ж с меня столько кровищи натекло? Бред какой…
В шатер вбегает такой же грязный и растрепанный, как моя неведомая сиделка, рыцарь. В такого влюбится можно – кудри русые кольцами и глазищи - подернутые сизой корочкой льда два горных озерца. Впрочем, даже не льдом подернуты глаза-озера - пламенем, синим отчаянным…
– Нэль, сестренка! Жива! – рыцарь бросился ко мне обниматься, а я, не скрою, почувствовала легкий привкус разочарования… "Сестренка" – жаль… Тут же одергиваю себя – небось, только что при смерти валялась, а теперь жалею о несостоявшемся адюльтере. Впрочем, мне простительно - в голове туман, будто меня по башке стукнули, а не в спину мечом пырнули…
Кстати, о мече… Мне становится страшно. Разве после того, как человека насквозь мечом проткнут, этот человек может встать, вот так просто посмотреть на вытекшую из него лужу крови и тут же начать заглядываться на существо противоположного пола…
– Обманули, сволочи! Брум примчался за мной в замок, орет как сумасшедший: "Убили Владычицу! Предательство! Измена!" И все такое… А ты жива, сестренка… – пылкий братец разжал, наконец, свои медвежьи объятия и, заметив мое сморщенное от боли лицо, засуетился, рассыпался в извинениях…
В шатре возникают еще несколько фигур, но радость моего незнакомого братца разделить не спешат.
– Я же видел! Как бабочка на булавке…– робко шепчет маленький смешной бородач. Мне по-прежнему страшно. Сейчас они все поймут, что я – это вовсе не я… Точнее, я - это я, но совсем не Нэль, не сестренка голубоглазого рыцаря, не госпожа заплаканной девочки и уж тем более никакая ни Владычица. Я, Талина, смотрю свой очередной сон. И к этому сну, к сожалению, не полагается, никаких предысторий…
Расталкивая, столпившихся у входа рыцарей и юных воительниц, ко мне продирается сухощавый долговязый господин с черной повязкой, прикрывающей правый глаз.
– Вот черт! Жива! Быть не может. Дырка насквозь была, сам видел…
Господин больше всего смахивает на пирата в своих замшевых замасленных штанах и в нелепой, словно исчирканной бритвой, блузе с обвисшим кружевом.
– Все вон! Леди надо отдохнуть! – пират бесцеремонно выталкивает всех любопытствующих из шатра, насильно укладывает леди обратно на носилки и пытается стащить с меня кольчугу вместе с присыхающей к телу сорочкой. Я слабо сопротивляюсь.
– Да ты, чего Нэль. Не бойся. Надо посмотреть. Уж в чем-чем, а в ранах я толк знаю… Ты, конечно Владычица, но на ногах едва держишься. Не до самолечения. А медички выдохлись все. Ну, колдовство - колдовством, но лучше обработать на всякий случай. Куда ж мы без тебя. Тут, только слух прошел, ты полчаса без памяти не лежала – а уже такая паника началась…
Я смирилась со своеволием пирата. Болит еще, наверное рана глубокая, раз столько крови… Но не так уж мне и плохо – и какому идиоту померещилось, что насквозь…
Наверное, я случайно произнесла свои мысли вслух, потому что пират тут же сказал:
– Я ж говорю, померещилось! Никак без морока не обошлось. Это все проклятый герцог виноват, наверняка, туману навел. Собственными глазами видел, как… на военном совете… Предатель! В спину…. Твоим же мечом…
Пират с уважением косится на внушительного вида клинок, покоящийся на бархатной, похоронного вида тряпице в углу шатра… Мой меч? Да я, отродясь, такой не подниму!
Этот одноглазый господин еще долго и взволнованно что-то говорит и вдруг замолкает. И я, до сих пор избегавшая взглядом собственное тело, испугавшись внезапной немоты пирата, невольно посмотрела на предполагаемую рану.