Конечно, далеко не все фальшивки попадали в руки государственных банковских служащих. Определенно, некоторое их количество аккумулировалось в кассах частных банков и ссудных кассах, в меняльных лавках, оставалось на руках населения, уходило за границу и т. д. В июле 1883 года прокурор седлецкого окружного суда писал Е. С. Головину: «В 1880 году до суда доходило 17 случаев отобрания от разных лиц фальшивых ассигнаций 3-х, 10-ти и 25-ти рублевого достоинства, в 1881 году количество это возросло до 55 случаев, в 1882 году до 37 случаев, причем означенными цифрами далеко не исчерпывалась деятельность сбытчиков, так как известные случаи обнаружения составляют десятую часть всех вообще случаев сбыта, о большинстве которых вовсе не доводится до сведения прокурорского надзора»[106]. Количество этих неучтенных подделок не поддается подсчету. Оперируя же доступными цифрами, можно прийти к следующим выводам. По отчету Государственного банка о выпуске кредитных билетов «весь выпуск их на 1 янв<аря> 1877 г<ода>. определялся в 735 222 025 р<ублей>»[107]. По случаю русско-турецкой войны 1877–1878 годов была предпринята эмиссия еще на сумму более 400 000 000 рублей[108]. 1 января 1881 года Александр III в целях оздоровления денежной системы именным указом повелел министру финансов «не прибегая к дальнейшим выпускам кредитных билетов, с тем, чтобы количество выпущенных уже кредитных билетов было сокращено по мере возможности <…> Уничтожать кредитные билеты по мере накопления их в кассах Банка и по соображению с потребностью в денежном обращении»[109]. Но существенного сокращения денежной массы добиться так и не удалось. К 1 января 1896 года сумма находящихся в обращении билетов составляла 1 миллиард 210 миллионов рублей[110]. Таким образом, в последней четверти XIX века доля фальшивых кредитных билетов от общей денежной массы составляла не менее 0,3 %.
Фальшивки в денежном обращении России отличались разнообразностью видов («родов подделки» по классификации Экспедиции заготовления государственных бумаг). Это также создавало определенную проблему для российских властей. В ноябре 1882 года генеральный консул в Данцинге барон Врангель обратился в министерство иностранных дел с предложением пропускать (хотя бы в переводе на французский язык) в актах экспертизы, которые высылаются «прусским присутственным местам по делам сбытчиков и заготовителей наших поддельных кредитных знаков», указание на номер подделки, «и таким образом не знакомить заграничную публику с процветанием преступной подделки нашего денежного знака». Барон писал: «В актах этих всегда упоминается № рода подделки, который возрос до такой почтенной цифры (№ 103), что чтение этих актов на суде производит крайне грустное впечатление на присутствующих и только увеличивает недоверие заграничной публики к нашим кредитным бумагам»[111].
Основанная 21 августа 1818 года императором Александром I Экспедиция заготовления государственных бумаг, выпускавшая бумажные денежные знаки, постоянно совершенствовала защитные свойства своей продукции. В 1866 году началась печать кредитных билетов нового образца с изображениями портретов русских правителей — Дмитрия Донского, Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Петра I и Екатерины II. В разное время были введены водяные знаки, бумага специального состава, мелкая сетка оборота купюр, малозаметные детали в изображении, полутона на водяных знаках, изображение металлографией. Все эти защитные барьеры серьезно затрудняли качественную подделку денежных знаков. Но и творческая мысль фальшивомонетчиков не стояла на месте. Некоторые, несомненно одаренные люди, искали и находили способы качественного подражания защитным элементам банкнот.
В 1853 году в департаменте гражданских и духовных дел Государственного совета рассматривали дело смотрителя Ярославской губернской типографии коллежского секретаря Степана Андреева, привлеченного к суду «за неосторожное указание другому лицу открытого им способа применения литографии к подделке кредитных билетов». В краткой записке по этому делу говорилось: «Занимаясь в продолжение семи лет литографическим искусством, он собственно практическими опытами открыл секрет переводить на камень давно печатные разных родов оттиски и после того снова на бумагу»[112]. Суть открытия Андреева заключалась в том, что он с помощью химических препаратов «освежал» краску на печатных изображениях и переводил их на литографский камень. Любопытно, что о своем изобретении он сначала хотел сообщить в Академию художеств (черновую записку об этом нашли при обыске в его квартире), но затем поддался соблазну быстрого обогащения и стал готовиться к изготовлению фальшивых кредитных билетов. «Узнавши чрез собственные опыты, что давно печатные предметы свободно можно переводить на камень, а потом на бумагу, он остался вполне убежденным, что подобным же образом можно переводить и кредитные билеты»[113], — говорилось в следственном деле. Изображения банкнот при этом получались несколько бледными по сравнению с оригиналом, но безупречно точными. Оставалось решить проблему с бумагой и водяными знаками, и можно было начинать нелегальное производство. Коллежского секретаря подвела бедность. Не имея средств для начала своего «предприятия», он стал искать сообщников, и вскоре на него поступил донос в полицию. Андреев был арестован и осужден. Суд приговорил: «Коллежского секретаря Степана Андреева, 35 лет, лишив всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ, сослать на житие в Тобольскую губернию»[114].
106
РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 483. Л. 7 об-8.
107
Мигулин П. П. Наша банковая политика (1729–1903). – Харьков: Тип. «Печ. Дело», кн. К. Н. Гагарина, 1904. С. 119.
112
РГИА. Ф. 1151. Оп. 4. 1853 г. Дела по Отделению уголовных дел и герольдии. Д. 115. Л. 13.
113
РГИА. Ф. 1151. Оп. 4. 1853 г. Дела по Отделению уголовных дел и герольдии. Д. 115. Л. 13 об.