Как свидетельствуют документы, гербовые и акцизные марки фальсифицировались и распространялись на территории империи достаточно широко. Согласно отношению минского губернатора А. И. Петрова в министерство внутренних дел (14 марта 1882 года), «фальшивые гербовые марки выпущены в Россию будто бы в значительном количестве, причем торговля ими до того прибыльна и, главное, безопасна, так как Правительство наше еще не имеет сведений о подделке сих марок за границей, что некоторые купцы, ведущие заграницею торговлю хлебом, оставили таковую и занялись покупкою фальшивых гербовых марок и сбытом таковых в России»[147]. К письму прилагались образцы подделок. В свою очередь товарищ министра финансов П. Н. Николаев извещал министра внутренних дел Н. П. Игнатьева, что марки, присланные минским губернатором, давно известны, делались они в Кенигсберге, изготовители этих фальшивок арестованы и уже осуждены, но фабрика «успела распространить произведения своей подделки, по-видимому, в весьма значительном количестве, потому, что марки этой подделки появляются весьма часто в обращении в разных местах, как внутри Империи, так и заграницей»[148].
Некоторые предприимчивые личности использовали уже погашенные гербовые марки повторно. Одного такого «предпринимателя», крестьянина Степана Волкова, задержали в Петербурге, где он проживал в качестве временного купца. В июне 1882 года при описи имущества Волкова приставом Санкт-Петербургского окружного суда была найдена пачка гербовых марок, преимущественно пятикопеечного достоинства, всего 1312 штук. Эти марки имели вид бывших уже в употреблении, а потому о найденных марках был составлен протокол и против Волкова возбуждено уголовное дело. По освидетельствованию в Экспедиции заготовления государственных бумаг 1307 гербовых марок из этой пачки оказались фальшивыми, т. е. «с более или менее явными следами погашения»[149]. Волков, тем не менее, избежал наказания, был оправдан. Он утверждал, что фальшивки принадлежали его бывшему постояльцу, и доказать иное в суде не удалось.
«Злонамеренный промысел» фальшивомонетничества развивался вместе с финансовой системой страны. Подпольные мастерские осваивали новые виды денежных знаков и финансовых документов по мере их появления на рынке. К концу XIX века подпольное производство фальшивых денег охватывало практически все губернии Российской империи, а участниками преступных сообществ являлись представители всех сословий.
Глава 3
Подпольные фабриканты и «переводители»
Введение в денежное обращение в 1769 году бумажных ассигнаций открыло новые возможности для фальшивомонетчиков. Подделывать новые денежные знаки принялись не только крестьяне, мещане или купцы, но, как ни удивительно, и выходцы из дворянского сословия.
5 ноября 1772 года в Петербурге состоялась гражданская казнь двух представителей старинного дворянского рода Пушкиных, братьев Сергея и Михаила. Их обвиняли «в воровском умысле» к фальшивомонетничеству. Следствие установило, «бывшие капитан Сергей и Мануфактур-коллегии член коллежский советник Михайла Пушкины с их сообщниками оказались и сами повинились в воровском умысле к подделыванию под государственныя банковыя подложных ассигнаций, из коих Сергей пойман с приуготовленными к тому уже инструментами»[150]. Братья Пушкины намеревались начать изготовление фальшивых ассигнаций. Инициатором аферы являлся Сергей, который брался обеспечить нелегальное предприятие материалами и инструментами. Знакомый ему французский католический священник-расстрига Луи Барро Бротар, скрывающийся в России от суда за подделку документов, обещал ему найти во Франции гравера для изготовления денежного клише. «Особливую» бумагу Сергей предполагал закупить в Амстердаме на мануфактуре, снабжавшей сырьем печатавшую ассигнации столичную типографию Сената. Сбывать подложные деньги должен был Михаил Пушкин, чья должность позволяла ему подменять настоящие ассигнации фальшивками. Для полной уверенности в успехе задуманного предприятия Михаил уговорил участвовать в нем своего непосредственного начальника — вице-президента Мануфактур-коллегии Федора Сукина[151]. Это и сгубило «конциссионеров». Федор Иванович поначалу согласился, затем поразмыслил… и сообщил о задуманном преступлении президенту Мануфактур-коллегии Д. В. Волкову[152] и президенту Камер-коллегии А. П. Мельгунову[153]. За Пушкиными был установлен надзор. Сергея арестовали, когда он возвращался из-за границы. В его санях обнаружили набор «везенных им тайно для делания ассигнаций инструментов[154]. Правительствующий Сенат, как высшая судебная инстанция империи, 25 октября 1772 года «во всенародное известие» объявил, что Михаил и Сергей с сообщниками «хотя в самом деле коварного сего умысла не исполнили, однако ж по законам присуждены за сие воровское предприятие к смертной казни, и о том поднесен был ея Императорскому Величеству всеподданнейший доклад»[155]. На представленный императрице доклад она, «с обыкновенным своим милосердием к человечеству», наложила резолюцию: «Сергея Пушкина, который для делания штемпеля ездил в чужие края и с оным при обратном пути в границу пойман, следовательно, более других заботился о произведении сего вредного государственному кредиту дела, лишив чинов и дворянства и взвести на эшафот, где над ним преломить шпагу, и поставив на лбу “В.”, заключить его вечно, как вредного обществу человека, в какую ни есть крепость. Михаила, как сообщника сего дела, лишить чинов и дворянства и сослать в ссылку в дальние Сибирские места. Федора Сукина, чрез колебания совести которого сие вредное дело открылось, и Сергей Пушкин пойман был, то смотря более на неокамелость в преступлении, нежели на его действительную вину, повелеваем лишить всех чинов и сослать в ссылку в Оренбургскую губернию»[156]. Повеление императрицы было исполнено — «все вышеписанное с ними бывшими Пушкиными сего октября 5 числа учинено»[157]. Еще указом Сената от 25 октября 1772 года было объявлено, «чтоб обоих сих преступников нигде и ни в каких делах не называть Пушкиными, но бывшими Пушкиными»[158].
147
РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 465. Л. 17-18а.
148
РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 465. Л. 27.
Граф
151
152
153
154
Осмнадцатый век. Исторический сборник. Сост. П. Бартенев. Кн. I. – М.: Тип. Грачева и комп. 1869. С. 456.
156
Сборник императорского русского исторического общества. Т. 13. – СПб.: Тип. Императорской Академии наук. 1874. С. 229.