Отставной «морских батальонов капитан Фрейденберг и бывший в иностранной службе подпоручик барон Гумпрехт» оказались поначалу удачливее братьев Пушкиных. В 1794 году им удалось наладить выпуск фальшивых ассигнаций. Но вскоре они были пойманы, изобличены и признались. Нашлись и соучастники «в том злодеянии иностранцы Арнольд Гунтлах, Теодор Диргейм, да из иностранцев же отставной из лейб-гвардии Конного полку капрал Иоган Алле»[159]. По приговору Сената Фрейденберг и Гумпрехт были лишены чинов и дворянского достоинства, «потом публично в Санкт-Петербурге заклеймены им под виселицею каждому обе руки первыми буквами слов: вор и сочинитель фальшивых ассигнаций и вместо смертной казни сосланы вечно в Нерчинск в каторжную работу»[160]. Арнольд Гунтлах и Теодор Диргейм также были наказаны кнутом и «с вырезанием ноздрей и заклеймением указанных литер» сосланы в каторжную работу, а Иоган Алле без наказания выслан за границу[161].
Конечно, не все преступники из дворян мыслили столь масштабно, рассчитывая преумножить свое состояние, хотя и незаконно, но быстро и многократно. Были среди них и фальшивомонетчики «по легкомыслию», деяния которых, попадав в полицейские сводки, ныне вызывают разве что улыбку современного читателя. В ноябре 1802 года в уголовном суде Петербурга рассматривали дело коллежского секретаря Карла Бракера, состоявшего при генерал-майоре Дибиче. Этот молодой девятнадцатилетний повеса вместе со своим знакомым, шведским подданным Вильгельмом фон Шоумбургом, зашел «для непотребства» в гости к «распутного поведения солдатке Егоровой с коею, а также и другою распутной же девкою Петровой, препровождая они время, подчивали их портером, и притом Бракер вышед с Егоровой в особую комнату, отдал ей пятирублевую фальшивую ассигнацию»[162]. Девица тут же послала работницу в винный погреб для размена на серебро. Ассигнация оказалась грубой, нарисованной от руки подделкой, которую погребщик сразу же распознал и объявил об этом квартальному офицеру. Уйти от солдатки юный ловелас не успел, поскольку был «ласкательством другой, жившей с нею девки Петровой, остановлен до тех пор, пока пришел погребщик с квартальным»[163]. Карла Бракера арестовали, и, хотя он утверждал, что все это не более чем шутка, а при обыске в его квартире не было обнаружено ничего запретного, ему грозило лишение дворянства, чинов и ссылка в Сибирь. Приговоры лицам дворянского сословия в обязательном порядке рассматривались в Сенате и направлялись на утверждение императору. За молодого человека заступился гражданский губернатор Петербурга действительный статский советник С. С. Кушников. Он направил в Сенат «доношение», в котором убеждал сенаторов, что ассигнация сделана Бракером «по ветрености и легкомыслию его для шутки», и просил заменить ссылку солдатской службой[164]. Итог разбирательству подвел император, наложивший на сенатский доклад об этом деле резолюцию: «Продержать в уважение молодости месяц на хлебе и воде. Александр. 18.11.1802»[165].
164
Там же. Л. 1 об.